«Этим ты заслужил бы милость королевы».
— Я не ищу милостей вашей королевы. Я лишь слежу за тем, чтобы закон охоты не был нарушен. Я скован законами, как и вы.
Олень у ног Мэйсена вскинул голову. Песнь замерцала, невидимые нити вжались в по-зимнему густой мех. Олень знал, что смерть стоит на расстоянии удара, и напряг каждую клеточку тела, готовясь бежать.
Охотник вернул стрелу в колчан за спиной и расслабился. Его раскрашенная в цвета леса одежда словно раплывалась в тени, где он стоял.
«Что ж, хорошо, хранитель. Я соглашусь. Но королева узнает об этом».
— Не сомневаюсь, — сказал Мэйсен. — Это королевский олень, один из ее любимцев. Охотники гораздо удачливее вас пытались поймать его и терпели фиаско. У вас достойная компания, милорд.
Охотник зарычал. Его рука упала на пояс, и нож, сверкнув, полетел Мэйсену в грудь. Нож задрожал во вспышке сине-белого света, недовольства самой Богини. Охотник оскалился, развернулся и исчез в лесу.
Мэйсен потянулся к ножу, который завис в воздухе, и прижал ладонь к невидимой преграде. Острие ножа кольнуло его руку, не так сильно, чтобы поранить кожу, но ощутимо, как крошка под одеялом. Мэйсен нахмурился. Он вообще ничего не должен был ощутить. И нож должен был отскочить к ногам охотника, а не застрять в завесе. Это могло означать только одно: граница слабела.
В животе у Мэйсена похолодело от страха. Вуаль не слабела уже много лет, со времен грабителя. Да, в некоторых местах были прорехи, маленькие разрывы, которые пропускали мелочь из Сокрытого Королевства в мир, как порой высыпается зерно из старого мешка, но их легко было залатать, с ними можно было справиться. С тех пор как Мэйсен стал хранителем врат, он не видел ничего подобного. Здесь, в этом месте, сама ткань вуали стала не толще волоска.
Он рассмотрел кинжал охотника. Длинный и плоский, с лезвием из ледяного синего света и вязью гравировки. Затем знаки поблекли и нож исчез в клубе дыма. Давление на ладонь прекратилось.
С помощью Песни Мэйсен прощупал ткань. Нити не были разорваны, но там, где вонзился нож, полотно вуали было растянуто, словно на рубашке, зацепившейся за куст ежевики. Медленно, осторожно Мэйсен вплел вытянутые нити Песни на место и разгладил ткань. Когда он отошел от вуали, танцующий свет пропал.
Олень дрожал у его ног. Дыхание зверя стало спокойней, но глаза оставались открытыми и все так же смотрели на берег. Мэйсен распутал сеть и сплел из нее повод. Олень вскочил и рванулся прочь, но лишь для того, чтобы осесть на задние ноги, взрыв копытами гравий.
— Тише, мой принц. — Мэйсен поднял руку и погладил морду и наставленные на него рога. — Я понимаю, понимаю, — утешал он. — Ты не хочешь тут находиться. Ты напуган, одинок и не можешь найти дорогу назад. Ты не можешь почуять врата с этой стороны, правда? Не с такого большого расстояния.
Олень фыркнул, с его нижней челюсти сорвалась слюна. Шкура животного подергивалась. Зверю не терпелось сбежать. Все так же удерживая повод сильно натянутым, Мэйсен начал мурлыкать Песнь — только мелодия, без слов. Она потекла извивами среди деревьев, словно живое существо, которым в некотором роде и являлась. Ее ритм не принадлежал ни к одному музыкальному жанру. Он больше напоминал водный поток или кружение листьев на ветру, постоянно менялся, никогда не повторяясь и при этом оставаясь одинаковым. Чтобы овладеть необходимыми дыхательными техниками, у Мэйсена ушли годы, а в королевстве, откуда была родом эта Песнь, такие сложные мелодии были колыбельными, которые матери могли бы мурлыкать над детской кроваткой.
Уши оленя встали торчком, задрожали, ловя новые звуки. Иссиня-черные глаза уставились на Мэйсена. Тело зверя под рукой хранителя расслабилось.
— Вот так, уже лучше. Давай-ка отправим тебя домой, мой принц. Королева соскучилась по тебе.
Мэйсен шагнул на торчащий из воды камень, слегка удлинив повод. Олень одним прыжком перескочил через полосу воды на берег и обернулся, словно спрашивая, почему человек так долго возится. Мэйсен рассмеялся и прыгнул на берег. Так, бок о бок, они побежали в лес.
Врата были недалеко. В кармане зашевелился гвоздь, и внимание Мэйсена привлек порог. В этой местности было несколько врат, он давным-давно отметил их на карте. Эти врата находились выше всех, на отроге Пестрых гор. И до сих пор Мэйсен не видел смысла их закрывать. В низинах земля была плодородной и хорошо орошалась, но мало кто селился в этом регионе. Разрушенные фермы тех, кто пытался это сделать, так и остались на нижних равнинах.
Слишком много призраков. Привидения мертвого королевства, древние битвы, — все это истощило землю, словно костер. Предательство и отчаянье висели в воздухе, мешали поселенцам спать, оседали сединой в волосах, и рано или поздно человек грузил свои вещи на телегу и оставлял поля дикой природе — поля, которые были плодородными благодаря столетиями проливавшейся крови.
Сначала, если верить легендам, Слейн, потом город-штат Милантор, пытались присвоить себе все северные равнины. Сейчас сотни башен зияли пустыми глазницами окон. А потом с востока и запада сюда пришла армия Гвалча… В Рианнен Кат рыцарям наконец удалось их разбить, после чего отступающую окровавленную армию гнали до самого перешейка Свистунов. Ночной воздух загустел от их теней.
Мэйсен взобрался на крутой склон, цепляясь за выступающие корни и свисающие ветви. Он завидовал хрупкому оленю, чьи изящные копыта могли опираться на камни, на которых его неуклюжие сапоги ни за что бы не уместились. Усталая улыбка скользнула по лицу хранителя.
— Будьте снисходительны к старику, мой принц!
Олень фыркнул. Ну и кто теперь добыча, кто охотник?
На вершине склона тонкие сосны уже не росли, оставив поляну совершенно голой. Слева горы продолжали вздыматься до высоких пиков и Фьордана за ними, белые вершины терялись в облаках, а подножия — в море. Справа горный хребет оседал обратно в лес и терялся из виду у дальних равнин. Ветер, пронзительный из-за приближающихся снегопадов, донес грохот падающей воды.
Олень рядом с Мэйсеном подался вперед, повод четко выделился на его шерсти.
— Вот здесь ты и прошел, да? — спросил Мэйсен.
И чуть удлинил повод, после чего зверь тут же подался вперед, не сводя глаз с невидимого водопада.
Нужно запечатать врата за зверем. Нельзя рисковать, ведь олень может вспомнить этот мир и вернуться, когда снова начнется охота. Нельзя позволять ему возвращаться по собственной воле. Баланс будет нарушен, если из этого мира на ту сторону, в Сокрытое Королевство, не отправится нечто равноценное, но и этот способ в лучшем случае рискован. Маленькие вещи, инертные объекты вроде камней или веток могли без вреда перемещаться через границу, но большое животное — это совершенно другое дело.
К тому же олень был созданием силы. Его присутствие давило на мир, как на Мэйсена давил бы вес камней в карманах. Стоило посмотреть на него сквозь Песнь, и становилось ясно, что олень соткан из бело-синего света, холодной и беспокойной музыки, словно застывшая река энергии, которая искажала все вокруг себя. Оленю было не место здесь, он никогда не смог бы слиться с этим миром.
