Книга Роковой рубин - Дебора Смит

* * *

Оставив детей на попечение Рэйчел, Сара тут же помчалась в город, выжимая из старенького джипа все, на что он был способен. Сегодня среда, а по средам суд работает до полудня, после чего Уильям доделывает необходимые бумаги у себя в кабинете. Ну что ж! Сара ворвалась в кабинет — большую, обитую деревянными панелями комнату, заставленную книжными шкафами. Уильям сидел за столом, уронив голову на руки.

— Так ты знаешь?! — с порога закричала Сара. — Ты уже знаешь, что Александра напустила полицию на твоих фермеров?

Он резко вздернул голову. Лицо у него было затравленное.

— Ничего подобного.

— Кто же еще?

— Ей совершенно незачем делать такие вещи. И потом, я ее спрашивал. Она поклялась мне, что не виновата. Ты же знаешь, как это бывает. У людей, как правило, есть враги. Какая-нибудь там ничтожная ссора приводит к таким вот последствиям. Это может быть кто угодно.

— Ты сам не веришь в то, что говоришь, — с горечью произнесла Сара. — Я же вижу. Она нанесла такой удар этим людям. Как ты поступишь?

— Сара, я люблю ее. Она, в сущности, совсем не так плоха. Ей просто хочется казаться значительной. Ты пойми, репутация ее семьи не бог весть как хороша. Люди до сих пор вспоминают о том, как Дьюки обращались со своими фабричными рабочими. — Он ударил кулаком по столу. — Ведь прошло уже тридцать лет!

— С тех пор Дьюки мало изменились. Даже теперь жизнь их рабочих сплошной кошмар. А твоя Александра потихоньку создает собственную репутацию — и весьма дурную.

Он снова ударил кулаком по столу.

— Она — моя жена, и скоро у нас родится ребенок. Мой долг — защищать ее и этого ребенка.

— А честь? А чувство собственного достоинства? А доверие людей, которые от тебя зависят? Ладно, оставим в покое Александру. Что ты намерен сделать, чтобы помочь арендаторам? Ты ведь понимаешь, что, если мужчин полгода не будет, женщины и дети не смогут справиться с хозяйством.

— Я о них позабочусь.

— Ты же знаешь, они хотят справедливости, а не благотворительности. — Она помолчала, стараясь не расплакаться. — И я хочу того же.

— Сара, я готов отрезать себе правую руку, чтобы в семье наконец наступил мир.

— Ты знаешь, что ты мне должен, и не надо громких слов. Как ты не понимаешь! Ты — мой брат, я люблю тебя, я не хочу вечно раздувать эту ссору.

— Тогда постарайся простить и забыть. Ты же видишь, я разрываюсь между вами, сестренка.

— Судья! Простите, что помешала, но обстоятельства чрезвычайные. — В дверях кабинета стояла секретарша. — Звонили из больницы. У миссис Вандервеер начались схватки.

Уильям вскочил, сорвал со стены свою шляпу и кивнул Саре уже на бегу:

— Я должен быть там. Поверь, сестренка, я все устрою наилучшим образом.

В тот момент, когда Уильям впервые взял на руки своего новорожденного сына, Александра поняла, что отныне ее влияние на него абсолютно и несокрушимо. Со слезами на глазах Уильям ворковал над красным сморщенным младенцем, целуя его в макушку.

— У него такие же рыжие волосики, как у меня, — говорил Уильям тихим, хриплым, прерывающимся голосом. — Он такой прелестный… спасибо, дорогая, спасибо тебе.

— Я так счастлива, дорогой. — Она утомленно откинулась на больничные подушки. «Одного ребенка, пожалуй, довольно. Уильям хочет еще, но я просто найду врача где-нибудь подальше от этого города и попрошу его выписать рецепт на противозачаточные таблетки — слава богу за это новое изобретение человеческого гения, — а Уильяму и знать не надо. — Ты не будешь возражать, если я найму ему кормилицу?

— Ну, я не знаю. А зачем?

— Затем, что так принято у людей нашего общественного положения.

— Если хочешь. — Уильям покачал младенца и погладил его скрюченные пальчики. — Я хотел бы назвать его Тимоти, в честь моего… моего и Сариного отца.

— Конечно. Мне хочется верить, что это заставит твою сестру перемениться ко мне. Может быть, она поймет, что лучше жить в дружбе. Пусть наши дети растут вместе, как и положено двоюродным.

Уильям присел на стул у кровати и посмотрел на нее с нежностью.

— Теперь никто не сможет ни в чем упрекнуть тебя. Подумать только, — он прикрыл глаза, блаженство было написано на его лице. — Наследник рода Вандервееров.

— Да, я не хочу, чтобы ко мне относились с подозрением. О, Уильям, мне так неприятно, что твои арендаторы считают меня причиной того, что с ними произошло. И я никак не могу доказать, что не виновата. Мне не нужно было слушать их рассказы. Конечно, они теперь думают, что я выведывала их секреты — хотя с моей стороны это была просто неуклюжая попытка проявить вежливый интерес.

— Успокойся, я знаю. — Он держал ребенка с трогательной осторожностью, какой трудно было ожидать от такого огромного бородатого мужчины.

Александра глубоко вздохнула, решив брать быка за рога.

— То, что я хочу тебе сказать, покажется тебе жестоким. Но я думаю в первую очередь о тебе. О нас. О том, что мы должны сделать, чтобы защитить наше доброе имя — доброе имя Тимоти.

Уильям неловко пошевелился, не сводя глаз с младенца.

— Я верю, что ты желаешь нам добра.

— Как это ни печально и сколь бы безобидны ни были намерения твоих фермеров, но они нарушили закон, Уильям. А ты судья. И ты должен быть примером для остальных. Нельзя допустить, чтобы твоя карьера рухнула оттого, что люди станут говорить, будто ты прикрываешь и поддерживаешь преступников. Ты же понимаешь, что, как только они вернутся домой, они снова возьмутся за свое, — Она коснулась пальцами его руки. — Ты должен очистить от них твою землю.

Он возражал. Она настаивала. Он уговаривал. Она кричала и требовала объяснить, чем он оправдает перед сыном то, что позволил своим чувствам взять верх над законом. В конце концов, она победила. ЕМУ было стыдно, но он ничего не мог с собой поделать. После долгих лет самоотверженности и одиночества, когда он был для Сары и отцом, и матерью, он, наконец, позволил себе подарок — этим подарком стала Александра.

Ему было стыдно, но он ни в чем не мог ей отказать из страха, что ее потеряет. У него не было пути назад. В этот вечер, впервые за свою долгую и достойную жизнь, он крепко выпил и долго сидел в темноте своего кабинета, в доме, принадлежавшем поколениям его предков, зажав в руке тот самый рубин, с которого началось его падение. Он отдал Александре все, что у него было. Свое имя, свой дом, свою репутацию и свое чувство собственного достоинства.