Ознакомительная версия. Доступно 7 страниц из 31
Паустовских (над ними простые чёрные прямоугольники), постояли рядом.
Еще немного дальше — Ариадна Эфрон с большим странным камнем надгробия (в прямоугольнике выдавлен прямоугольник). Постояли у неё.
И побрели дальше, в чащу, всё выглядывая и выглядывая в зелёном сумраке крупный тёмный крест.
Я впервые была на таком старом, сокрытом деревьями кладбище. Сосны, осины, ели и дубы сплошной стеной — огромная масса из веток, хвои и листьев (зелени и чёрной коры) сверху, по сторонам, под ногами.
Паустовский мечтал лежать над рекой, но реки Тарусы давно не найти — вид реки под берёзовым одеялом, звук реки под еловой шапкой. Не слышно и не видно, где искать? «Критики упрекали писателя в уходе от действительности» — прочла когда-то на сайте. Так и есть, ушёл, подальше от Москвы, подальше от всех, в самую чащу.
Но вот впереди, вдалеке, большой холм, отдельно от всех. Прямо туда приводит тропинка, спуск и подъём по камням. Рассматриваю табличку и убеждаюсь — он.
…и в это время часы — бабам! шампанское — бабах! все — ура!..
На площадях — салюты… И вот так по миру, по часовым поясам, Новый Век…
Украшена могила просто: стоят в кувшинах живые цветы, по краю — низкая железная оградка. Обхожу вокруг. Не знаю, о чём думать. Хотелось оказаться с этим наедине. ⠀
Перед поездкой в Тарусу я долго думала, что привезти ему. Что я хочу принести на это место и оставить? В итоге стою с пустыми руками. Все, что принесла, — только мысли.
А до меня были более смекалистые: стоит у оградки милая корзинка с еловыми шишками, оплетённая оранжевой лентой.
Я улыбаюсь, я ведь читала «Корзину с еловыми шишками».
Я теряю улыбку — я ничего не принесла.
Лена спросила:
— Не хочешь прикоснуться, поздороваться?
А я ответила, что для этого не обязательно касаться. ⠀
Чувствую — ладони и виски гудят, как ток в щитке. Но более ничего. Интересное чувство — осознание — что вот здесь, в этом самом месте перед тобой, под тобой, лежит в разных смыслах близкий тебе человек.
Я ожидала, что чувство проявится у меня ярче. Меня охватило волнение, я поняла, что есть какая-то принудительная необходимость непременно что-то ощутить сегодня, сейчас, именно в эту минуту. Не зря же я ехала, не зря ждала? Нет, я не ждала ничего конкретного, просто слишком долго ждала.
Салюты на площадях, тыщщи людей: «Ураааааа!» А вы у себя дома, облитый шампанским… А все: «Ураааааа!» А Новый год дальше пошёл, в другой часовой пояс… И никто ничего не почувствовал, просто все обнимаются, смеются, а не почувствовали.
Да, дядь Женя, именно так. Ничего.
И шампанское было не шампанское, и праздник не праздник…
Мы с Леной постояли и пошли назад в гостиницу. И кукушка молчала, и туман давно уплыл.
Я пообещала себе вернуться с цветами и одна. Думала, что тогда и будет нужное состояние, настроение, ощущения. Но мои тарусские дни пробежали, а хороший букет Константину Георгиевичу я так и не принесла — однажды только оборвала местные палисадники, выдернула несколько фиолетовых люпинов, собрала в тёплый пучок и оставила у креста, когда снова ходили небольшой компанией на кладбище.
Оказалось, что от главных ворот к Паустовскому вымощена плиткой дорожка, но я была рада, что на первую встречу с ним пришла через лес.
Одной туда выбраться так и не вышло.
…а на следующее утро… Даже не утро. Проснётесь часиков… без пятнадцати два. Первого января Нового Века. Проснётесь такой… медленный. Телефон ещё ни разу не позвонил. И вы встаёте, идёте умываетесь, или не умываетесь… если не хочется. Открываете холодильник, а там… салатик… Да много чего осталось. И салатик, оттого что постоял в холодильнике, стал ещё вкуснее, и торт тоже стал вкуснее. А шампанское, полбутылки, хоть и выдохлось, но холодненькое. И вы всё это достаёте, не торопясь, расставляете, наливаете холодненькое… И можно сначала салатик, потом тортик или сначала тортик, а потом салатик… как хочется. Только как хочется… А по телевизору идут какие-то неторопливые прошловековые передачи, а на часах полтретьего Нового Века. И вдруг вы почувствуете…
Новый Век. Хорошо…
Это новогоднее утро наступает для меня теперь, когда несколько лет спустя я пересматриваю фотографии из Тарусы. Собор святых апостолов Петра и Павла, отполированная прикосновениями правая ладонь Цветаевой, ровные ряды брёвен всех цветов по всей округе…
…и вслух: — Ребята, ребята…
Ребята, как хорошо.
***
поезд № 70 Москва-Чита, июнь 2019.⠀
Едут две женщины «глубоко за», предбабульного возраста. Чувство юмора отменное, троллят друг друга почём зря.⠀
На одной из станций:⠀
— Я пойду нервно покурю.
— Лучше с удовольствием покури.
Когда проносили корзинку из ресторана:⠀
— Я не хотела покупать тебе пирожок… ⠀
— Но я зашевелилась… ⠀⠀
— Да, но ты оказалась жива.
— Меня так просто не успокоишь.⠀
⠀
Правильно, только на юморе мы все и доедем.⠀
ПОЧЁМ МЕШОК ПЕРЕГНОЯ
Давно не совершала такого путешествия, как поездка на дачу.
Раньше — дачный автобус, натужно ползущий под палящим солнцем, вокруг сплошь «божьи одуванчики» в косынках и соломенных шляпах, вязаных кофточках поверх светлых платьев в больших цветах…
А теперь едем на маршрутке, с ветерком. Июль как июль, а пенсионерки все обновлённые, тюнингованные внуковскими модными одёжами, бровки накрашены, губки намазаны. По общему негласному договору бабули едут «проведывать» огороды во всём имеющемся золоте — в распахнутых воротах качаются цепочки, высохшие мочки оттягивают серьги-шарики. Никаких спортивных костюмов и тёмных вещичек «на выброс» — все в каких-то неоднозначных пиджаках, ляпистых брючках…
У меня теперь ни дачи, ни стариков, но соседка — Моисеевна — позвала помочь с посадками, и я опять с вами, дорогие мои.
Всю дорогу демонстрирую воспитание. Пока места есть — сижу, перед зашедшей партией дачников встаю, уступаю место, выйдет кто — снова сажусь.
Вокруг атмосфера умиротворения и взаимопомощи. Желающим войти из маршрутки протягиваются руки, у вошедших выхватываются корзинки-вёдра-ящики и ползут по маршрутке под кресла.
«Будь проклята эта дача…» — звучит как приветствие.
На половине пути заходит женщина, пожилая, отчего-то сердитая, и сразу ко мне — садится в кресло рядом. Я стою, пялюсь в потолок, иногда поднимаю голову к открытому люку и делаю глоток воздуха.
— Как жить в этой проклятой стране? Расстреляла бы всех воров и бандитов! — кричит севшая женщина со злобным лицом, и тут же с добрым спрашивает: — А вы не знаете, почём мешок перегноя?
Тычет пальцем в окно, вопрошает глазами. Я мотаю головой
Ознакомительная версия. Доступно 7 страниц из 31
