рабочего класса в революционной борьбе, склонно отождествлять целый ряд массовых организаций со «структурой власти». В первую очередь это относится к профсоюзам, которые рассматриваются ими как придатки монополий и администрации. Отсюда зачастую проистекало и пренебрежительное отношение «новых левых» к рабочей молодежи. Они игнорировали молодых рабочих, вместо того чтобы оказать им помощь и поддержку в борьбе за свои права, в том числе и против реакционных профсоюзных лидеров. Вместе с тем коммунисты разглядели и противоположную тенденцию, суть которой сводилась к тому, что наиболее передовые представители «нового левого» начали давать все более решительный отпор антирабочим заявлениям и настроениям.
Отмечался определенный рост теоретических знаний участников «нового левого» движения. В начальный период его представители были склонны возлагать вину за все пороки современного американского общества на абстрактно понимаемую «структуру власти» или на бюрократизм, как вещи в себе. Государственно-монополистический капитализм (они его называли «корпоративное учреждение») рассматривался только как одно из препятствий на пути к социальному прогрессу. С течением времени «новые левые» стали все больше рассматривать государственно-монополистический капитализм как основное препятствие на пути к общественному прогрессу, что с неизбежностью вело к усилению антимонополистической, антикапиталистической направленности движения. Для определенных секций «нового левого» радикальное преобразование общества начинало все больше ассоциироваться с социалистической альтернативой, понимаемой, как правило, путано и абстрактно.
Вместе с тем на съезде было подвергнуто критике проявление в «новом левом» движении авангардистских тенденций, склонности к ультрареволюционной фразе, непонимание взаимосвязи между борьбой за повседневные требования и конечные цели, отождествление организаций (так называемого «старого левого»), стоящих на революционных позициях, и организаций, выступающих только за осуществление отдельных незначительных реформ.
Однако отмеченные недостатки, подчеркивалось на съезде, не должны служить причиной отказа членов партии от работы с представителями «нового левого» движения, не должны вести к противопоставлению «старого левого» «новому левому», являющемуся, по словам товарища Г. Холла, «выражением процесса радикализации, который происходит в результате всей борьбы». Тов. Г. Холл назвал искусственным разделение старшего и молодого поколения, разделение, в котором могут быть заинтересованы только силы, пытающиеся сохранить существующий порядок вещей, углубить раскол между различными отрядами революционного и демократического движения. «Борьба за социальный прогресс и еще в большей степени классовая борьба, — говорил он в своем докладе, — является наиболее надежным мостом между поколениями. Марксизм как наука этой борьбы дает двустороннюю улицу, по которой может идти и сливаться как вклад молодых, так и старых».
На съезде отмечалось, что в тот период «новое левое» находилось в процессе перехода к новому этапу развития — от протеста против отдельных специфических пороков современного американского общества к борьбе за искоренение причин, порождающих эти пороки. Это своеобразный качественный скачок, который не мог пройти безболезненно. Он сопровождался колебаниями. Многие представители «нового левого» останавливались в своем политическом развитии, поскольку не могли еще в силу уровня политического сознания идти дальше требований реформ в рамках капиталистического общества. По сути дела, дискуссии среди «новых левых» о необходимости «глубокого изменения», «фундаментального решения», «революционной концепции» были не чем иным, как размышлениями колеблющегося «человека, который видит источник зла в системе, но еще не готов встать на революционную позицию борьбы за замену системы». Именно здесь, говорил товарищ Г. Холл, проходит «демаркационная линия между теми, кто придерживается революционных взглядов, и теми, кто еще стоит на реформистских позициях».
Последующие события подтвердили глубину анализа, данного «новому левому» движению на XVIII съезде Компартии США. Многие из отмеченных тенденций стали наиболее характерными в деятельности массовых леворадикальных молодежных и студенческих организаций.
НАЗАД — К СИНДИКАЛИЗМУ. ВПЕРЕД — К МАССОВЫМ ДЕЙСТВИЯМ
Необходимость расшатывания и сокрушения устоев капиталистического общества — таков был основной вывод, к которому пришло подавляющее большинство «новых левых» в результате развития движения в первой половине 60-х годов. Однако только что начавшие интересоваться отдельными сторонами марксизма и все еще в массе своей отрицавшие исторический опыт борьбы за социализм лидеры и идеологи «новых левых» были не в состоянии выработать позитивную альтернативу революционной замены капитализма новым общественным устройством. Разочарование в революционных потенциях беднейших слоев населения и неверие в революционно-преобразующую роль рабочего класса не оставляли им иного выбора, как вновь сосредоточить основное внимание на университетских проблемах, попытаться привлечь к активной политической деятельности самые широкие массы студентов.
Таким образом, начавшееся на университетской социальной базе, но первоначально в большей степени обращенное на решение таких социальных проблем, как расовая несправедливость, бедность, безработица ит. п., студенческое движение, обогащенное практическим опытом борьбы, вернулось к проблемам высшей школы.
Правда, теперь борьба за академические свободы, за демократизацию университета рассматривалась руководителями «новых левых» не как самоцель, а как средство развернуть вокруг них массовое движение студентов, дать им возможность на собственном опыте почувствовать, что в условиях США борьба может и должна вестись не только за облегчение участи обездоленных (негров, бедных, безработных и т. п.), но и за социальное освобождение «среднего класса», наиболее широко по сравнению с другими слоями населения представленного среди американского студенчества. Лидеры «нового левого» движения понимали, что подавляющее большинство студентов усматривало причину существующих как в университете, так и в обществе в целом кризисных явлений не в самой политической структуре, а в лучшем случае в чрезмерном влиянии на нее отдельных корпораций и военных, преследующих свои корыстные цели. Критика университета и других общественных институтов сводилась главным образом к тому, что они не выполняют своих официально провозглашенных целей. Даже многие из тех студентов, которые участвовали в актах гражданского неповиновения, в основном принимали ценности и нормы американского политического устройства, и их действия редко выходили за рамки установившихся академических традиций.
Они были еще весьма далеки от борьбы за глубокие социальные преобразования не только в обществе в целом, но и в самом университете. Они не могли включиться в борьбу под лозунгами отрицания самих устоев американского общества.
Именно с этим было связано новое толкование провозглашенного во время забастовки в Беркли лозунга «власть студентам», под которым лидеры движения намеревались повести массы учащейся молодежи не только на борьбу за их равноправное участие в решении университетских проблем, но и за коренные общественные преобразования, в осуществлении которых университету отводилась роль «основного критического центра», способного революционизировать широкие слои населения.
В середине 60-х годов руководители СДО интерпретируют лозунг «власть студентам» в довольно узком академическом, зачастую чисто синдикалистском смысле. Основные идеи «студенческого синдикализма» они позаимствовали из европейского студенческого движения.
В американских высших учебных заведениях эти идеи нашли выражение в выступлениях за отмену ученых степеней, сокращение учебных групп, большее участие студентов в разработке учебных программ. Борьба велась против бюрократизма в университетах, за ликвидацию патерналистского отношения к студентам,
