Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 73
уездного заседателя намалюют, а потом вдруг и на самого… – и он испуганно зажал ладошкой рот.
– Вот-вот, и я тоже так думаю, – покачал головой капитан-исправник. – В армии ему ведь там быстро укорот с его художествами сделают. Не до них ему будет. Команда для отправки в рекрутскую станцию у нас почти что уже набрана. Останется только двоих ещё в неё дополнить и соляным речным караваном отправлять всех в Уфу.
– Вот ты и займись этим, Фёдор Евграфович, – кивнул городничий. – А этого, «художника», ты пока что в подвале подержи, дабы он лишнего никому глаза не мозолил. У помещика Винокурова пару недель назад сука борзая ощенилась, уж как я маялся, думал, у него пару кобельков себе взять, да вот, покамест в средствах сильно был стеснён. Ну так теперь можно будет о том и серьёзно уже подумать. Давай-ка, мы, Фёдор Евграфович, с тобой за это дело, – и достал из шкафа штоф зелёного стекла с парой маленьких серебряных стаканчиков.
Через неделю к заскучавшему Димке какой-то сонный мужик с конвоиром занесли пару вёдер воды и тазик.
– Помылся чтобы, – проворчал хмурый служилый. – Оно бы и щелока, конечно, хватило, но господа повелели тебе и обмылок снести. И вот ещё мочало лыковое. Только ты это, шибко-то чтобы тут не плескался! Нечего сырость в подвале разводить, не баня ведь здесь, – и бросил на нары ворох одежды. – Переоденешься опосля помывки, а то в рванине этой словно какой варнак.
– Вода, чистая вода, целых два ведра, – восхитился Димка, наливая её в тазик.
Наконец-то можно было с себя всё смыть. Небольшой, буквально со спичечный коробок кусочек мыла пах каким-то дёгтем. Грубая лыковая мочалка скребла по коже словно наждачная бумага. Но какое же это было блаженство снимать с себя всю многодневную грязь! На чистое тело натянул длинную льняную рубаху, заправил её в порты, а вокруг пояса затянул верёвку, как у виденных возле пристани мужиков. Красота! А вот лапти ему надевать не хотелось. Лёгкие они, конечно, но с непривычки их носить ему было неудобно.
«Постираю-ка я лучше кроссовки, – решил Димка. – Буду пока в них ходить, а потом, как они совсем сносятся, что-нибудь и с обувкой, глядишь, придумаю».
Ужин в этот день был шикарным. В большом глиняном горшке гречневую кашу обильно сдобрили маслом, а сверху положили уже привычные два больших ку́са ржаного хлеба.
«Красота! А жизнь-то налаживается! – думал он, лёжа после трапезы на нарах. – Похоже, скоро отсюда совсем выпустят».
Небось, проверили по своим учётам, убедились, что никаких грехов за ним нет. Чего же его тогда тут долго держать? В столицу поеду. В этом времени Питер – самый главный город России. Тут, в этой серости, мне делать нечего, с тоски можно помереть, строил он далёкие планы. А уж там какая-никакая, а всё-таки жизнь. Глядишь, и в люди смогу в столице выбраться.
Подкатила сытная истома, и Дмитрий закрыл глаза.
– Всё старое тут оставь, – приказал Димке стражник. – Оставляй, оставляй, – кивнул он на нары. – Оно всё равно у тебя рваное и вонючее, небось, там вшей больше, чем у бродячего пса в шерсти. А чего ты лапти-то не надел? Придумал тоже – ноги ему, видишь ли, стирает лыко, – пожал он плечами, выслушав доводы арестанта. – Прямо как будто царских кровей! Ну ладно, носи пока свою обувку, а лапти всё же тоже в руки возьми. Господа прикажут, так всё одно и их натянешь. Пошли, пошли! – мотнул он головой в сторону двери. – Куды надо! Больно уж ты разговорчивый, как я погляжу, стал, как энту неделю в купеческой камере посидел. Вот говорил же, что не нужно было тебя баловать и из тёмной в неё переселять.
– Ну вот, хоть на человека стал похож! – оглядывая арестанта, протянул благодушно капитан-исправник. – Так, смотри сюда, беспамятный, мы по тебе все бумаги подняли, розыскные списки внимательно поглядели и всё ж таки нашли, кто ты таков на самом деле будешь. Так вот, зовут тебя, оказывается, Тимофей, Тима. По батюшке ты Иванович, а фамилия твоя Гончаров. Сам из крепостных горнозаводских крестьян помещицы Аграфены Ивановны Дурасовой. Приписан был к Верхоторскому медеплавильному заводу. Закончил два класса церковно-приходской школы при храме Казанской иконы Божией Матери, а потом ещё вдобавок два в горнозаводском училище науки постигал. Ну вот, радуйся теперь, Тимоха, считай, что нашёл ты сам себя сейчас. А то всё – Димка я, Димка. Так вот не Димка ты вовсе, а Тимка Гончаров. Так бы ведь и жил дальше в полном своём неведенье.
– Спасибо вам, господин капитан-исправник, – учтиво поклонился уездному начальнику паренёк. – Вот и хорошо, что всё наконец-то разрешилось, ну всё, я уже свободен и теперь могу идти?
– Куда это? – усмехнулся капитан-исправник. – А ну-ка, Василий, выйди пока за дверь, только далёко от неё не отходи, скоро понадобишься.
Конвоир вышел, а Фёдор Евграфович, поскрипывая жирно смазанными сапогами, подошёл ближе к арестанту.
– Ты, видать, и правда, совсем памяти лишился, так я тебе немного её освежу, – проговорил он, оглядывая с головы до ног парня. – Ты, Тимоха, попал по постановлению волостного схода в рекрутские списки и теперича вовсе даже не крепостной человек, а самый что ни на есть слуга государя императора. Но при всём этом ты ведь ещё и умудрился сбежать в прошлом году по пути в город. Думали все, что тебя уже медведь давно сожрал, леса-то ведь у нас вокруг глухие. А ты вон, оказывается, по горам в это время лазил да башкой своей дурной о камни бился. Но всё это совсем даже теперь не шутки, голуба, ибо совершил ты преступление не против соседа, а супротив всей нашей державы и против самого государя императора, благословенного и милостивого монарха Александра Павловича. А что ты сейчас на меня своими глазками хлопаешь? Ты есть государственный преступник, Тимоха, ибо вместо того, чтобы чинно следовать к месту своей службы, решил вдруг в бега удариться. А за это что бывает, смекаешь? А за это тебя положено сейчас сечь кнутом нещадно, рвать ноздри клещами и выжигать на лбу калёным железом клеймо как беглому преступнику. Потом заковывать в кандалы и отправлять по этапу через Уральские горы к дальним сибирским рудникам да на вечную каторгу. Дойдёшь ли ты до места, мне это неведомо, слышал я, что половина арестантов по дороге дохнет, а ты вона какой сам худой. Ну а коли вдруг повезёт и всё же ты туда дойдёшь, то два, от силы три года кайлом помашешь, и всё равно
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 73
