Но мне нужно другое. Недавнее прошлое. А, вот этот образ: Эрик на полу, вокруг возвышаются смутные фигуры. Видимо, те самые шестеро. Картинка совсем неразборчивая, лиц не видно, зато ярко чувствуются эмоции и боль от ударов. Злость. Растерянность, сомнение – что делать. Ярость. Наслаждение от ощущения собственной силы – о да, знакомое чувство…
Его сознание ясное – вполне вменяем. И то, что он сделал, он сделал в ответ на их действия, а не по собственной прихоти. Мне этого достаточно.
Память тут же напомнила о годах в учебке. У нас тоже не было расовой дискриминации, ни в коем случае! Нельзя было даже заикнуться о подобном – иначе руководству будет проще выкинуть одного тебя, чем всех тех, кому ты не нравишься. И потому я тоже когда-то прошёл этот путь. Хотя, между нами говоря, я прошёл его гораздо более скрытно – да, я знаю, что меня считают импульсивным и открытым нараспашку, этим и воспользовался: никому не пришло в голову, что я также умею терпеть и планировать. Но дело в том, что если я чего-то хочу – а я очень хотел попасть в армию, – то я это получаю.
Поэтому с моей репутацией всё в порядке, и вот я оказался сейчас в почётном первом ряду.
А на скамье подсудимых – мой помощник. Исполнительный, ответственный, умный. Я понимаю – шесть человек… И я знаю Эрика не так уж хорошо… Это, может, даже имя ненастоящее, а фамилии и вовсе нет… Шесть или сколько, семь месяцев? Достаточно этого, чтобы доверять человеку?
Я решил, что достаточно.
И вот представьте. Парадный зал. Главный в красивом мундире – весь в серебре, увешан орденами так, что еле места хватает. Все спокойны, всё ровно катится к смертному приговору. И тут поднимаюсь я и громко говорю:
– Я принимаю на себя ответственность за преступление обвиняемого.
Ох, нет, эту прекрасную сцену даже вообразить нельзя, это нужно было видеть! Все посмотрели на меня. Даже птицы за окном остановили свой полёт и уставились на меня, повиснув в воздухе. Отчаяние Эрика лопнуло в моём сознании как чёрный мыльный пузырь, оставив лишь полное недоумение. Глаза генерала в буквальном смысле полезли на лоб.
Повернув голову к секретарю, глядящему на меня с открытым ртом, я чётко повторил:
– Я принимаю на себя ответственность за преступление обвиняемого. Внесите в протокол.
Секретарь вопросительно хлопнул глазами на Главного. Тот посмотрел на него, на меня, прочистил горло и, вопреки всем правилам, спросил:
– Капитан-майор, вы подтверждаете, что принимаете на себя ответственность за убийство шести человек? – при этом он страшно пучил глаза и отрицательно качал головой в рамках той миллиметровой амплитуды, которая была дозволена ему уставом.
И, глядя прямо в эти его ошалевшие глаза, я ответил:
– Да, подтверждаю. Готов выслушать приговор.
На красной морде Главного очень чётко и по буквам отразились все ахуительно нецензурные слова, которые ему захотелось выдать в мой адрес, но – нельзя. Поэтому он замолчал, видимо, решив произнести их хотя бы мысленно, чтобы не взорваться от возмущения.
Зато в моей голове раздался голос Эрика: «Что вы делаете?..». Я мысленно фыркнул: «Проверяю, насколько хватит моих заслуг перед отечеством». Приговор должен быть равнозначен для всех обвиняемых, а Сикорски не даст высшую меру нам двоим. Испугается скандала. Если бы я промолчал и подписал документы – вопросов бы не было. Но если пойдут разговоры, что один мутант подвергся нападению на почве расовой дискриминации, оказал сопротивление, второй – а у меня орденов тоже хватает – встал на его защиту, и их обоих казнили, то правозащитники уничтожат любого.
Поиграв в гляделки ещё немного, Главный перевёл взгляд в бумаги, пожевал губу и встал. Все тоже поднялись. Ну и хорошо, а то что это я один тут стою посреди этого цирка?
Генерал Сикорски имеет множество достоинств, но иногда мне кажется, что главное среди них – его громовой голос. Он легко и непринуждённо может орать на весь плац, доводя новобранцев до ужаса, а уж наш небольшой парадный зал, кажется, и вовсе способен обрушить своими децибелами. И несмотря на то, что за много лет я привык к генеральским воплям, тут даже у меня печень упала в пятки. Мало ли… Вдруг всё же даст высшую…
Продолжая сверлить меня негодующим взглядом, Главный взревел:
– Приговор! Младший лейтенант Смит лишается возможности получения повышения, выслуги и дополнительных выплат на десять лет с этого момента. Капитан-майор Блэйк разжалован в младшие капитаны, лишается выслуги и боевых наград, а также лишается возможности получения дополнительных выплат на пять лет с этого момента. Испытательный срок – год. Если в течение испытательного срока любым из обвиняемых будет совершено нарушение, подлежащее рассмотрению трибунала, обвиняемые подлежат казни без права обжалования.
Я не выдержал и широко улыбнулся Главному. Чёрт с ней, с выслугой – обидно, конечно, снова скатиться на базовую ставку жалования, вдвойне обидно лишиться наград, – но зато он оставил Эрика в офицерах. Мог бы скинуть до рядового – без права получить повышение, – и тогда я бы потерял помощника, потому что на этой должности могут быть только офицеры. А Главный оставил мне его. Хороший он всё-таки мужик. Понимающий.
Из зала я выходил победителем. Радовался так, словно меня наградили, и, когда впервые за сегодняшний день посмотрел в глаза своему помощнику, даже незаметно подмигнул. Эрик же в ответ глянул на меня как на психа. Да и чёрт с ним. Сейчас у него шок, а вот позже – дойдёт, что он мог бы быть уже мёртв.
глава 7
Впрочем, скоро меня самого отпустил восторг по поводу того, что моя безумная затея оказалась успешной, и я прочувствовал, что вообще-то могу влететь за чужой проёб. Ощущение было неприятным и давило на нервы.
С одной стороны, в нашей части несильно придираются к дисциплине, в этом направлении можно – почти – не бояться. Конечно, Эрику я этого не сказал. Убил он толпу народа, посмотрите на него! Нет уж, пусть теперь понервничает, пусть каждую пуговицу на кителе проверяет, каждую пылинку с ботинок вытирает, а то ощущение безнаказанности даже приличным людям крышу сносит.
Но что, если он и в самом деле слетел с катушек? Или наконец-то проявил истинную сущность маньяка-убийцы? Мне не улыбается попасть под трибунал за психа, который в один прекрасный день притащит на рабочее место ту самую красивую маленькую сковородочку с котлетами из сослуживцев. При мысли об этом я всякий раз тут же строил суровую морду и рявкал ему что-нибудь про документы, которые нужны мне НЕМЕДЛЕННО! Эрик сразу подрывался выполнять, упавшим голосом извинялся за задержку, да и вообще постоянно смотрел на меня таким виноватым взглядом, что я вскоре бросил это дело. По ходу он и правда переживает.
Через месяц произошли события, которые окончательно меня успокоили.
В тот день я попал в собственный кабинет только к обеду – Главный приказал заменить его на двух установочных занятиях у новобранцев, а это три часа ора на плацу. У меня глотка не такая лужёная, как у Сикорски, так что после подобного развлечения в горле першит и весь день приходится насасывать леденцы с шалфеем.
