Цветник и скоростная тачка. Как говорится, первые семьдесят пять лет в жизни мальчика самые сложные. Мы с мамой и сестрой жили на соседней улице. В год, когда Николь сбежала из города, умерла бабушка. Мать тогда пропала на месяц, уехала «залечивать душевные раны» на Барбадос, и дед окончательно забрал меня к себе.
Чёрт! Вот снова.
Виски начинает ломить. Слишком часто за последние сорок восемь часов прошлое возвращается в мою жизнь. Знаю, психология — дискомфорт душевный перерастает во вполне ощутимую мигрень. Но единственное лекарство — никакой долговременной памяти и жизнь в сегодняшнем дне. Чтобы унять нарастающую боль, я сосредотачиваюсь на болтовне Лекса.
Дорога домой, уроки, пицца на ужин, психованный соседский пёс — то самый, что на следующий день пометил кусты рододендрона, завтрак, прогулка, снова домашнее задание — о ночных картах ни слова. Умный мальчик, знает, что мне это не понравится. Но и Сеймура я не сдам. Благодаря его стараниям, в том числе и таким вот ночным бдениям, я выросла в нормального человека. Никакого комплекса по поводу неполноценной семьи. Сеймур — мой дед, бабка, мама и отец. Последнего, к слову сказать, я видела всего раза три в жизни.
Рот Лекса не закрывается ни на минуту. Думаю, это гены прабабки-библиотекаря — из парня реально может получиться неплохой сочинитель романов. Ну, или сюжетов для компьютерных игр.
Периодически я поглядываю на сына в зеркало заднего вида и всякий раз едва сдерживаю улыбку, когда вижу его щербатый рот. Сегодня ночью зубная фея придёт за верхним резцом. Соседний выпал две недели назад, и на его месте уже хорошо виден белый краешек коренного зуба.
На будущей неделе надо записать Лекса к стоматологу. Да и самой сделать профессиональную чистку. Тогда перед Шоном я кривила душой: стоматологическая страховка у меня самая лучшая. Не экономить на походах к дантисту — ещё одна истина, которой меня обучила Николь.
— Лечить всегда дороже, чем поддерживать в хорошем состоянии. Дантисты и зелёные яблоки — главный секрет идеальной улыбки.
Опять чёртовы воспоминания!
Так, что там вещает радио с заднего сидения?
— А причиндалы, мам, это яйца.
Дома первым делом я бегу в подвал, чтобы посмотреть, не увеличилась ли протечка. Водогрей достался мне в наследство от прежних хозяев, и я ругаю себя, что вовремя не озаботилась его заменой. Протечка в подвале могла привести к короткому замыканию, а я очень боюсь всю эту связанную с электричеством тему. Нет, перегоревшую лампочку я заменить в состоянии, но вот что касается проводки в доме, здесь традиционно обращаюсь к профессионалам.
Сиэтл — дорогой город для жилья. Этот дом в районе Лейк-Сити понравился мне сразу. Небольшая гостиная, кухня, две спальни наверху, гараж, лужайка перед домом и крошечный задний двор. К тому же приличная школа, довольно милые соседи и умеренная рента. Хотя последний пункт честнее было бы перенести в начало списка.
В подвале сухо. Заплатка, которую поставил муж моей соседки Полин, держится. Есть шанс на горячую ванну для Лекса и душ для меня.
На ужин у нас тушёное мясо с овощами по фирменному рецепту Сеймура. Вкусно, ароматно и сытно. Дед любит возиться на кухне. В отличие от меня, времени на это у него предостаточно. Обычно мы едим полуфабрикаты, и лишь в выходные я могу себе позволить провести время на кухне. Как все мальчишки, Лекс любит наггетсы, гамбургеры, хлопья и арахисовую пасту, но с удовольствием ест мои блинчики, овощную запеканку и курицу. Кое-что из этого я даю ему в школу. Вот и сейчас, пока сын ест, я собираю ланч-бокс — завтра утром на это не будет времени. Чтобы мне успеть на работу к десяти, мы с Лексом выезжаем из дома в восемь.
После ужина я мою посуду, пока сын наверху складывает школьный рюкзак.
— Мам, я в пятницу штаны порвал на занятии. Вот!
Серые спортивные штаны возникают перед моими глазами. Одна штанина разорвана прямо на коленке. Вторая моментально намокает, попадая в раковину с растворённым в ней моющим средством.
— Лекс, осторожнее!
Я выхватываю из рук сына брюки и недовольно качаю головой.
— До завтрашнего утра не высохнут.
— Ну прости.
Лекс поджимает губы и обиженно смотрит на меня исподлобья.
— Ладно. Повесь их на спинку стула.
— А в чём мне завтра на физкультуру идти?
— Пойдёшь в шортах.
— В шортах только девчонки бегают.
— Тогда надевая мои велосипедки.
— Они же розовые! — возмущается сын.
— Ну, зато у тебя есть выбор.
— Всё равно придётся покупать новые штаны. Эти же рваные.
Следующие пять минут у нас идёт воспитательный процесс. Я объясняю Лексу важность бережного отношения к вещам. Вообще-то это лишнее. Парень он аккуратный, в чём-то даже щепетильный, но никогда не будет лишним об этом напомнить. Затем я предлагаю вместе зашить порванную штанину.
Лекс притаскивает из моей комнаты коробку для рукоделия, и я учу его орудовать иголкой и ниткой. Высунув от усердия язык, он делает первый кривой стежок, затем второй. Дело медленно, но двигается. Я не мешаю, лишь направляю, когда шов ползёт в сторону, и чётко ловлю момент, когда Лекс перестаёт получать от этого удовольствие.
Второй важный урок этого дня — не бросать дело на середине и закончить начатое.
Пока Лекс плещется в ванне, я расстилаю ему постель и складываю на стул одежду, которой он завтра пойдёт в школу. Оба любители поспать, общими усилиями мы минимизируем утреннюю суету. Сборы накануне этому крайне способствуют.
— Мам, где моё полотенце?
— В грязном белье. Сейчас принесу новое.
Я беру из шкафа на лестнице большое банное полотенце, а также чистую тёплую пижаму для Лекса.
В ванной туман, как в турецкой парной. У нас общая ванная комната, и мы честно делим её на две половинки — «девчачью и мурскую». Мурчина уже выпустил воду и занимается тем, что расставляет по бортику свои игрушки. Мыть себя он мне уже не разрешает, но голышом ещё разгуливает.
Мне удаётся тихо подкрасться и, накинув Лексу на спину полотенце, я вытаскиваю из ванны визжащий и хохочущий кокон. Поставив брыкающегося мальчишку на низкий стул, я поворачиваю сына к себе и ловко вытираю ему голову.
Лекс щерится и пытается вывернуться.
— Мам, ну хватит! Я сам.
— Знаю, как ты сам. Опять выбежишь с мокрой головой. Давай, я тебя посушу.
Я оставляю его одеваться, а сама берусь за фен.
Тёплый воздух лохматит соломенную шевелюру. Лекс упорно не даёт стричься. А я и не настаиваю. Мне нравятся его светлые кудряшки. Нравится, как он пахнет после душа, а ещё больше — на другой день.
Однажды на ютубе я видела эксперимент, где мамам завязывали глаза и предлагали найти своих детей по запаху. Каждой подносили ребёнка, она нюхала его голову и безошибочно указывала на своего.
