Вино покупалось в остроге же у так называемых целовальников.Их было несколько человек, и торговлю свою они вели беспрерывно и успешно,несмотря на то что пьющих и «гуляющих» было вообще немного, потому что гульбатребовала денег, а арестантские деньги добывались трудно. Торговля начиналась,шла и разрешалась довольно оригинальным образом. Иной арестант, положим, неимеет ремесла и не желает трудиться (такие бывали), но хочет иметь деньги ипритом человек нетерпеливый, хочет скоро нажиться. У него есть несколько денег дляначала, и он решается торговать вином: предприятие смелое, требующее большогориску. Можно было за него поплатиться спиной и разом лишиться товара икапитала. Но целовальник на то идет. Денег у него сначала немного, и потому впервый раз он сам проносит в острог вино и, разумеется, сбывает его выгоднымобразом. Он повторяет опыт второй и третий раз, и если не попадаетсяначальству, то быстро расторговывается, и только тогда основывает настоящуюторговлю на широких основаниях: делается антрепренером, капиталистом, держитагентов и помощников, рискует гораздо меньше, а наживается все больше и больше.Рискуют за него помощники.
В остроге всегда бывает много народу промотавшегося,проигравшегося, прогулявшего все до копейки, народу без ремесла, жалкого и оборванного,но одаренного до известной степени смелостью и решимостью. У таких людейостается, в виде капитала, в целости одна только спина; она может еще служить кчему-нибудь, и вот этот-то последний капитал промотавшийся гуляка и решаетсяпустить в оборот. Он идет к антрепренеру и нанимается к нему для проноски вострог вина; у богатого целовальника таких работников несколько. Где-нибудь внеострога существует такой человек – из солдат, из мещан, иногда даже девка, –который на деньги антрепренера и за известную премию, сравнительно оченьнемалую, покупает в кабаке вино и скрывает его где-нибудь в укромном местечке,куда арестанты приходят на работу. Почти всегда поставщик первоначальноиспробывает доброту водки и отпитое бесчеловечно добавляет водой; бери не бери,да арестанту и нельзя быть слишком разборчивым: и то хорошо, что еще не совсемпропали его деньги и доставлена водка, хоть какая-нибудь, да все-таки водка. Кэтому-то поставщику и являются указанные ему наперед от острожного целовальникапроносители, с бычачьими кишками. Эти кишки сперва промываются, потомналиваются водой и, таким образом, сохраняются в первоначальной влажности ирастяжимости, чтобы со временем быть удобными к восприятию водки. Налив кишкиводкой, арестант обвязывает их кругом себя, по возможности в самых скрытыхместах своего тела. Разумеется, при этом выказывается вся ловкость, всяворовская хитрость контрабандиста. Его честь отчасти затронута; ему надо надутьи конвойных и караульных. Он их надувает: у хорошего вора конвойный, иногдакакой-нибудь рекрутик, всегда прозевает. Разумеется, конвойный изучаетсяпредварительно; к тому же принимается в соображение время, место работы.Арестант, например печник, полезет на печь: кто увидит, что он там делает? Нелезть же за ним и конвойному. Подходя к острогу, он берет в руки монетку –пятнадцать или двадцать копеек серебром, на всякий случай, и ждет у воротефрейтора. Всякого арестанта, возвращающегося с работы, караульный ефрейторосматривает кругом и ощупывает и потом уже отпирает ему двери острога.Проноситель вина обыкновенно надеется, что посовестятся слишком подробно егоощупывать в некоторых местах. Но иногда пролаз ефрейтора добирается и до этихмест и нащупывает вино. Тогда остается одно последнее средство: контрабандистмолча и скрытно от конвойного сует в руки ефрейтора затаенную в руке монетку.Случается, что вследствие такого маневра он проходит в острог благополучно ипроносит вино. Но иногда маневр не удается, и тогда приходится рассчитатьсясвоим последним капиталом, то есть спиной. Докладывают майору, капитал секут, исекут больно, вино отбирается в казну, и контрабандист принимает все на себя,не выдавая антрепренера, но, заметим себе, не потому, чтоб гнушался доноса, аединственно потому, что донос для него невыгоден: его бы все-таки высекли; всеутешение было бы в том, что их бы высекли обоих. Но антрепренер ему уже ненужен, хотя, по обычаю и по предварительному договору, за высеченную спинуконтрабандист не получает с антрепренера ни копейки. Что же касается вообще доносов,то они обыкновенно процветают. В остроге доносчик не подвергается ни малейшемуунижению; негодование к нему даже немыслимо. Его не чуждаются, с ним водятдружбу, так что если б вы стали в остроге доказывать всю гадость доноса, то васбы совершенно не поняли. Тот арестант из дворян, развратный и подлый, с которымя прервал все сношения, водил дружбу с майорским денщиком Федькой и служил унего шпионом, а тот передавал все услышанное им об арестантах майору. У нас всеэто знали, и никто никогда даже и не вздумал наказать или хотя бы укоритьнегодяя.
Но я отклонился в сторону. Разумеется, бывает, что винопроносится и благополучно; тогда антрепренер принимает принесенные кишки,заплатив за них деньги, и начинает рассчитывать. По расчету оказывается, что товарстоит уже ему очень дорого; а потому, для больших барышей, он переливает егоеще раз, сызнова разбавляя еще раз водой, чуть не наполовину, и, таким образомприготовившись, ждет покупателя. В первый же праздник, а иногда в будни,покупатель является: это арестант, работавший несколько месяцев, как кордонныйвол, и скопивший копейку, чтобы пропить все в заранее определенный для этогодень. Этот день еще задолго до своего появления снился бедному труженику и восне, и в счастливых мечтах за работой и обаянием своим поддерживал его дух наскучном поприще острожной жизни. Наконец заря светлого дня появляется навостоке; деньги скоплены, не отобраны, не украдены, и он их несет целовальнику.Тот подает ему сначала вино, по возможности чистое, то есть всего только двараза разбавленное; но по мере отпивания из бутылки все отпитое немедленнодобавляется водой. За чашку вина платится впятеро, вшестеро больше, чем вкабаке. Можно представить себе, сколько нужно выпить таких чашек и сколькозаплатить за них денег, чтоб напиться! Но, по отвычке от питья и отпредварительного воздержания, арестант хмелеет довольно скоро и обыкновеннопродолжает пить до тех пор, пока не пропьет все свои деньги. Тогда идут в ходвсе обновки: целовальник в то же время и ростовщик. Сперва поступают к немуновозаведенные партикулярные вещи, потом доходит и до старого хлама, а наконец,и до казенных вещей. С пропитием всего, до последней тряпки, пьяница ложитсяспать и на другой день, проснувшись с неминуемой трескотней в голове, тщетнопросит у целовальника хоть глоток вина на похмелье. Грустно переносит онневзгоду, и в тот же день принимается опять за работу, и опять несколькомесяцев работает, не разгибая шеи, мечтая о счастливом кутежном дне,безвозвратно канувшем в вечность, и мало-помалу начиная ободряться и поджидатьдругого такого же дня, который еще далеко, но который все-таки придет жекогда-нибудь в свою очередь.
Что же касается целовальника, то, наторговав наконецогромную сумму, несколько десятков рублей, он заготовляет последний раз вино иуже не разбавляет его водой, потому что назначает его для себя; довольноторговать: пора и самому попраздновать! Начинается кутеж, питье, еда, музыка.Средства большие; задобривается даже и ближайшее, низшее, острожное начальство.Кутеж иногда продолжается по нескольку дней. Разумеется, заготовленное виноскоро пропивается; тогда гуляка идет к другим целовальникам, которые ужеподжидают его, и пьет до тех пор, пока не пропивает всего до копейки. Как ниоберегают арестанты гуляющего, но иногда он попадается на глаза высшемуначальству, майору или караульному офицеру. Его берут в кордегардию, обираютего капиталы, если найдут их на нем, и в заключение секут. Встряхнувшись, онприходит обратно в острог и чрез несколько дней снова принимается за ремеслоцеловальника. Иные из гуляк, разумеется из богатеньких, мечтают и о прекрасномполе. За большие деньги они пробираются иногда, тайком, вместо работы,куда-нибудь из крепости на форштадт, в сопровождении подкупленного конвойного.Там, в каком-нибудь укромном домике, где-нибудь на самом краю города, задаетсяпир на весь мир и ухлопываются действительно большие суммы. За деньги иарестантом не брезгают; конвойный же подбирается как-нибудь заранее, с знаниемдела. Обыкновенно такие конвойные сами – будущие кандидаты в острог. Впрочем,за деньги все можно сделать, и такие путешествия остаются почти всегда в тайне.Надо прибавить, что они весьма редко случаются; на это надо много денег, илюбители прекрасного пола прибегают к другим средствам, совершенно безопасным.
