То-то, кто виноват?
На другое утро рано, еще перед выходом на работу, когдатолько еще начинало светать, обошел я все казармы, чтоб попрощаться со всемиарестантами. Много мозолистых, сильных рук протянулось ко мне приветливо. Иныежали их совсем по-товарищески, но таких было немного. Другие уже очень хорошопонимали, что я сейчас стану совсем другой человек, чем они. Знали, что у меняв городе есть знакомство, что я тотчас же отправляюсь отсюда к господам и рядомсяду с этими господами как ровный. Они это понимали и прощались со мной хоть иприветливо, хоть и ласково, но далеко не как с товарищем, а будто с барином.Иные отвертывались от меня и сурово не отвечали на мое прощание. Некоторыепосмотрели даже с какою-то ненавистью.
Пробил барабан, и все отправились на работу, а я осталсядома. Сушилов в это утро встал чуть не раньше всех и из всех сил хлопотал, чтобуспеть приготовить мне чай. Бедный Сушилов! он заплакал, когда я подарил емумои арестантские обноски, рубашки, подкандальники и несколько денег. «Мне неэто, не это! – говорил он, через силу сдерживая свои дрожавшие губы, – мневас-то каково потерять, Александр Петрович? на кого без вас-то я здесьостанусь!» В последний раз простились мы и с Акимом Акимычем.
– Вот и вам скоро! – сказал я ему.
– Мне долго-с, мне еще очень долго здесь быть-с, – бормоталон, пожимая мою руку. Я бросился ему на шею, и мы поцеловались.
Минут десять спустя после выхода арестантов вышли и мы изострога, чтоб никогда в него не возвращаться, – я и мой товарищ, с которым яприбыл. Надо было идти прямо в кузницу, чтоб расковать кандалы. Но ужеконвойный с ружьем не сопровождал нас: мы пошли с унтер-офицером. Расковывалинас наши же арестанты, в инженерной мастерской. Я подождал, покамест раскуюттоварища, а потом подошел и сам к наковальне. Кузнецы обернули меня спиной ксебе, подняли сзади мою ногу, положили на наковальню… Они суетились, хотелисделать ловчее, лучше.
– Заклепку-то, заклепку-то повороти перво-наперво!.. –командовал старший, – установь ее, вот так, ладно… Бей теперь молотом…
Кандалы упали. Я поднял их… Мне хотелось подержать их вруке, взглянуть на них в последний раз. Точно я дивился теперь, что они сейчасбыли на моих же ногах.
– Ну, с богом! с богом! – говорили арестанты отрывистыми,грубыми, но как будто чем-то довольными голосами.
Да, с богом! Свобода, новая жизнь, воскресенье из мертвых…Экая славная минута!
