я их сама. — Теперь беги, отдыхай. Завтра с утра буду ждать. Я пригляжу за мальчиком.
Адель кивнула и выскочила во двор, закрыв за собой дверь. Оставшийся ребенок потянулся к чистому полотенцу, которое висело на крючке у мойки.
— Я закончил. Цилиндр верни, — раздалось за спиной.
Хм-м, а он мне нравится. Может, не отдавать?.. Только почистить его и привести в божеский вид — и красотень. А еще одеться в подходящие вещи и достать трость. Именно!
Коварную мысль пришлось прогнать:
— Куда ты на мокрую голову-то наденешь его? Ничего с цилиндром твоим не случится.
Налила в глубокую тарелку до краев суп и поставила на стол, после добавила приборы и корзинку с хлебом, которая осталась проигнорирована. Мальчик уселся и активно заработал ложкой. Я со вздохом устроилась рядом, наблюдая за ним.
Похоже, придется просить надбавку за то, что нянчусь с детьми. Вот кто? Кто просил меня во все это ввязываться? Реагировала бы на мелочь как Ворон, отпугивая нелюдимостью и мстя за непонятные обиды, если они были, или комплексы. Но мне надо было всех детей собрать, приручить, прикормить и обнимать, обнимать, обнимать. А если сбегут, то догнать и продолжить.
Просто у меня было четыре младших сестры, о которых я всю жизнь заботилась и одаривала теплом и любовью. Хотя из всех девочек только одна мне отвечала взаимностью, а остальные плевались, кривились и визжали на мои проявления тепла и любви.
Я скучаю по ним…
Растеклась по столу от печальных воспоминаний и тяжело вздохнула. Мальчишка приподнялся и перегнулся через тарелку, хватая цилиндр и кладя его рядом с собой. Я снова вздохнула, косо и обиженно посмотрев на ребенка, который подавился от такого взгляда.
— Меня зовут Роза, — улыбнулась ему, не поднимая голову от стола.
— Винтер Двейн.
— И что такой замечательный ребенок забыл у пиратов?
Он разом помрачнел и опустил ложку, прекратив выгребать остатки еды. Быстро разобрался-то. Хорошо, хоть не торопился.
— Я давно уже не ребенок! — бурно возразил мальчик. — И я собираюсь убить как можно больше людей, — его взгляд потемнел.
Внимательно посмотрела в серые глаза, напоминающие грозовое небо. В них отражались лишь ненависть и ярость, необъяснимые мне. Я не могла понять, как ребенок его лет мог спокойно говорить подобные вещи. Что такого могло произойти? Что ему сделали?..
Я протянула руку и положила ему на голову, потрепав волосы, тем самым стараясь разрядить напряженную остановку. Двейн раздраженно скинул кисть и поморщился. Хех. Смешной.
— Видимо, тебе сделали очень больно.
— Да что ты знаешь о боли! — он подскочил, сжав кулаки и вперив в меня гневный взгляд.
— Верно. Ничего не знаю, — я покачала головой и подхватила посуду, чтобы убрать в мойку.
— Ты издеваешься?!
— Ни капли, — улыбнулась и принялась намывать тарелку. — Я всю жизнь прожила как принцесса, в окружении четырех младших сестер, судьба которых мне сейчас неизвестна. И единственную боль, которую я терпела, это после травм от поединков. Когда была моложе, любила драться, — пожала плечами и убрала чистую посуду в шкаф.
Упоминание о сестрах, что-то изменило в его взгляде. Тоска и ужас. Страх одиночества.
Хотелось бросить все, подойти и обнять. Забрать себе все эти чувства и сделать ребенка счастливым. Он выглядел таким потерянным и беззащитным. На нем лица не было от горя.
— Ты больше не один.
Мальчик вздрогнул.
— Ты всегда можешь обратиться ко мне. Я открыта для тебя.
Растерянность. Он не верил мне.
Забавный.
— Ладно. Мыться идешь?..
— Странно, что ты отделался только царапинами и шишками после такого полета… — задумчиво пробормотала я, замазывая йодом ссадины на коленях мальчишки.
Он стоически терпел мои выходки весь вечер и явно шел к медали за храбрость и мужество. Конечно, не обходилось без колких фразочек в мой адрес, но они все встречали стену моего игнора и успешно разбивались об нее.
Правда, на мои слова на этот раз мальчишка ничего не ответил, лишь смешно и грозно блеснул глазищами и поджал бледные губы. Явно собирался молчать как партизан. А это значило, что мое замечание имело основание.
После того, как я провела час на лавке около бани, вглядываясь в небо и прислушиваясь к звукам ночи, Двейн выбрался, завернутый в мягкое полотенце по самый нос, и одарил меня возмущенным взглядом. Он никак не мог смириться, что я потребовала у него всю одежду для стирки, исключая трусы — тут мне пришлось поднять белый флаг и дождаться завтра, когда и решила заняться поиском новых вещей. Отвела мальчишку назад на кухню и усадила на табуретку, приготовив все для обработки ссадин. Он был весь покрыт ими. Я только вздыхала и затирала ранки под тихое шипение и ворчание.
Но перед этим процессом был небольшой спор по поводу, кто будет проводить обработку. Его недовольные протесты с «я — сам!» были задавлены моим упрямством.
Двейн был мил. Чертовски мил.
Интересно, какая история у этого одиннадцатилетнего мальчишки? Как Судьба обошлась с ним?..
— Все, — я поднялась с колен, убирая баночку и ватку в коробку, где хранилось все по мелочи из лекарств и средств первой помощи. — Пойдем тебя спать укладывать? Пока у меня поспишь, а завтра уже разберемся и с одеждой, и со спальным местом.
Мальчишка отрубился быстро на моем матраце, а мне вот где теперь спать…
Когда я вышла на кухню, к двенадцати часам, на посту уже сидел Ворон. Он жевал яблоко, стащенное с фруктовой вазочки на столе. Теперь она у меня всегда стояла и пополнялась, ведь дети, да и младший брат Виктора, любили из нее таскать плоды. Чистая белая скатерть. Везде уют, чтобы радовать глаза. Не знаю, как их, но мои точно.
Я смерила мужчину мрачным взглядом, который он проигнорировал. Как, впрочем, и всегда.
Хотелось подойти и высказать ему все о его мерзком характере, из-за которого страдали невинные дети. К черту взрослых, пусть по раз двадцать в день избивает этих пиратов, но мелочь-то зачем ломать? Им всем и так за жизнь досталось. Одна я тут, наверное, ходила не ущербная и не обделенная. Я буквально выросла на шелках, и мое очередное «хочу» исполнялось по щелчку, по одному лишь зову. Может,
