где покоились кольца из танталума. Вопросительно взглянула на чародея, но вслух ничего спрашивать не стала.
— Призываю вас в свидетели! — провозгласил Элазар, протягивая руку к витринам, кторые тут же исчезли. А тумбы с артефактами привычно выехали вперед, выстроившись перед нами шеренгой.
— Что ты видишь, Ксения? — спросил меня дед.
— Э-э-э… — странный вопрос. Зрение меня пока не подводило. — Кольца вижу. Хранилище вижу. Тебя тоже вижу.
— А теперь взгляни не глазами, а сердцем.
Ишь чего удумал! Смотри, говорит, сердцем. А как? Попыталась переключиться на магическое зрение — ничего. Говорит загадками, а потом турроны души воруют практически из под носа магического сообщества!
— Короче, — буркнула я. — Хочешь рассказать — расскажи. Не хочешь — заставлять не стану. В конце концов, это твоя личная жизнь и делиться такими подробностями ты вовсе не обязан.
— Обязан. Я чувствую.
— Тогда делись! Только давай без этих твоих тайн и загадок.
Глава 4
— Без тайн никак не получится, ибо постичь одному существу все, что таит в себе огромный мир, не дано, — изрек родственник, чем взбесил неимоверно. Хочет хранить свои секреты, так и пусть хранит. На здоровье! Но сказавши «а», говори и «б»! Или молчи!
— Зачем ты меня сюда притащил? — спросила я.
Лучше бы остались в университете. Мы как раз дошли до порталов. Тема увлекла, тем более получалось у меня довольно неплохо. Строить путь через огромный пласт пространства оказалось сложно, но безумно интересно. Если бы я немного потренировалась, то смогла бы попасть в гости к родителям в любое удобное время.
— Покаяться, — тяжело вздохнул дед, его плечи поникли, а вид стал как у побитой собаки. Мне вдруг его так жалко стало. Все же, несмотря на его скверный характер и порой чрезмерную ядовитость, Фонтей мне нравился. Более того, я давно смирилась с его присутствием в своей жизни, приняла как что-то неотъемлемое, неотделимое от меня.
— В чем? — Состояние было такое, что признайся мне он сейчас даже в самых ужасных преступлениях, я постараюсь найти ему оправдание.
— Какая самая главная цель алхимии? — вдруг спросил он.
Ничего себе, переходы! Это же откуда-то из курса средневековой истории.
— Кажется, поиски философского камня? — неуверенно спросила я.
— Философского камня, — подтвердил Элазар. — Но, что означает это понятие?
— Э-э-э… Неужели, камень? — догадливость — наше все.
— Очень смешно, — не остался в долгу Фонтей. — Философский камень — это основа основ, это столп, на котором держится мир, это власть и… бессмертие.
— Бессмертие? — Ох, что-то мне расклад все больше и больше бессменного Гарри напоминал. Не удивлюсь, если у них еще найдется какой-нибудь местный Волан-де-Морт.
— Не в том смысле, который ты в это вкладываешь, — дед предпочел не замечать моего ярко выраженного сарказма. Интересно, какой другой смысл может быть у бессмертия?
— И в каком же, если это нее очередной секрет? — меня смерили взглядом, снисходительным таким.
— Тело человеческое — тлен, именно оно стареет, умирает, гниет и рано или поздно превращается в прах. Лишь душа бессмертна, лишь она существует вне времени и пространства. В этом ее сила, но в этом и основное неудобство для тех, кто планирует использовать ее энергию.
Элазар помолчал, потом не спеша подошел к одной из тумб и взял кольцо. Спокойно так взял. Танталум не причинил ему никакого вреда, не оказал сопротивления, лишь темно рубиновый камень сверкнул в тусклом свете магических светильников.
— Болгий, — произнес Фонтей. — Я знал его при жизни. Так себе был человек, и маг не ахти.
Кольцо в руках Элазара завибрировало и выплюнуло слабенькую струйку грязно серых возмущенных искорок.
— А с чем ты, собственно, не согласен? Со своим посредственным уровнем, который ты даже не удосужился толком развить при жизни? А! — догадался дед. — Ты из тех напыщенных глупцов, которые считают, что наличие магии делает их выше человечества. Милый мой, обезьяна, научившаяся курить сигару, не перестает быть обезьяной и человеком не становится. Хотя и ей курение вредит.
Рубин сверкнул гневно, и искры посыпались голубые.
— Каким дураком был при жизни, таким остался и сейчас. Да, зря истоки пороков ищут в генах, они в душе, — вздохнул Элазар, водружая кольцо на место.
— Дед! — прикрикнула я, потому что окончательно запуталась в своих собственных загадках. — Ты хочешь сказать, что все эти маги живы?
— Нет, Ксения. Маги давно мертвы, а вот их души живы. Более того, ограничены определенными рамками, а значит, доступны.
— Дед! — теперь уже я начинала злиться.
— Прости, не знаю с чего начать. Все, что произошло, начиналось не один век. Ситуация развивалась долго, обрастая событиями и подробностями.
— Начни сначала. Кольца — это ведь души магов?
— Кольца — это души глупых магов, детка, — устало выдохнул Фонтей и щелкнул пальцами. Около стены появился небольшой уютный диванчик. — Стар я стал, немощен. Присядем?
Ага, стар! Мне за ним не угнаться! Наверняка накосячил, а теперь не знает, как признаться так, чтобы поменьше вины на себя взять.
— Ну, давай присядем! — сложив руки на груди, первая прошла к дивану. А когда Элазар сел рядом, тоном не терпящим возражений произнесла: — Выкладывай.
А в ответ тишина. Посмотрела на деда. Переживает и, похоже, очень сильно.
— Это ведь из-за тебя все это? — я обвела взглядом трибуны с кольцами.
— Косвенным образом, — нехотя признался Фонтей. — Но только косвенным.
— Тогда колись. Ты придумал обращать души в кольца?
— Не я, и не в кольца. Танталум — это камень, самый стойкий материал из существующих на вашей планете.
— На нашей планете! — спуску я ему не давала.
— На нашей, — поправился Элазар. — Способ обращать души в камень и обратно изобрели турроны. Причем, не здесь и весьма давно. Ни тебя, ни меня, ни ныне живущих турронов еще не существовало, когда появился первый Хранитель душ.
— И турроны создали очередной Хранитель, попав на землю?
— Не сразу. Все же турронов было мало, а многие знания утеряны, но да, они создали Хранителя в тот период, когда их доступ к человеческим душам фактически был безграничным.
— То есть еще до создания магов, — подытожила я.
— Скажем,
