до последней капли крови. Моим же тотемным животным духи назвали лиса, да ещё и чёрного, символизирующего хитрость, ловкость и невидимость. Согласитесь, не самый завидный вариант для десятилетнего мальчишки, с кровью отца перенявшего сказания о неустрашимых героях, готовых в одиночку, в честном поединке сражаться с самыми могущественными злодеями! Я готов был обидеться на бестолковость духов, но отец посадил меня к себе на колени и рассказал о прадеде, который без помощи оружия, исключительно с помощью ловкости и хитрости спасал людей из лап Инквизиции! Я слушал с открытым ртом, а потом спрыгнул с коленей отца и звонким, прерывающимся от волнения голосом поклялся, что буду защищать слабых и неправедно угнетаемых, стану их тотемом, их Зорро, который всегда придёт на помощь в трудную минуту. В знак нерушимости клятвы мама порезала мне ладонь, вытекшая из ранки кровь не дала легковесным словам раствориться в воздухе, связала их своей силой и передала предкам. Долгие годы я не вспоминал об этой клятве, перестал замечать белёсую нитку шрама на ладони. Многое за это время изменилось: мы с Бернардо повзрослели и возмужали, отец ушёл с поста губернатора, чтобы было больше времени ухаживать за всё чаще и чаще болеющей мамой. Мамочка ни на что не жаловалась, только с каждым днём всё больше таяла, сохла, пока в один несчастный день не легла в обед подремать и больше не просыпалась. Мы похоронили маму по двум обычаям: канонам католической церкви, с торжественной заупокойной службой, траурной процессией и морем цветов, и индейскому, выпустив из плетеной клетки десяток маленьких певчих птиц.
Через год после похорон мамы я отправился в Испанию, в университет. Верный Бернардо, который и слышать не хотел о том, чтобы остаться дома, поехал вместе со мной. Испания мне не понравилась. На фоне цветущего великолепия садов особенно бросались в глаза фальшь и высокомерие грандов, которые привыкли судить о человеке не по его поступкам, а по длине родословной и тяжести кошелька. Маска напускного благочестия скрывала самый гнусный разврат, а милосердие чаще встречалось в словах, чем в делах. Поэтому, когда спустя три года отец в письме попросил меня вернуться домой, я без всякой жалости покинул Испанию. В тот момент, когда я смотрел на удаляющийся испанский берег, я даже и не предполагал, что судьба сведёт меня с самым настоящим оборотнем, в существовании которых ни капли не сомневались мои предки, как со стороны отца, так и со стороны матери.
Мы с Бернардо вышли попрощаться с командой корабля, бравыми моряками, ставшими за время путешествия нашими друзьями, а когда вернулись в каюту, я сразу заметил тощую потрёпанную крысу, сидящую на столе и пожирающую виноград. Мой любимый, между прочим! Сделав знак Бернардо не шуметь, я скользнул вперёд и крепко схватил крысу поперёк тела.
— Смотри-ка, Бернардо, до чего крысы дерзкие! — я покрепче ухватил мерзавку, поднял её повыше к своему лицу. — И что мне с тобой делать, безрассудное создание?
Крыса испуганно вытаращилась на меня, даже не пытаясь вырваться. Хм, а не слишком ли разумное поведение для простого вредителя? Мои подозрения окрепли ещё больше, когда крыска потянулась к мордочке, словно человек, в задумчивости потирающий подбородок. Та-а-ак, это уже интересно.
— Бернардо, — голос у меня прозвучал напряжённо, как-то я оказался не готов к встрече с чудом, — иди сюда.
Мой друг прекрасно знает повадки животных, он с первого взгляда отличит настоящую крысу от оборотня. И тут моя пленница совершила ещё одну промашку: она упёрлась лапками в мои пальцы и попыталась вылезти! Да-да, именно вылезти, словно застрявший в узком тоннеле человек!
— А ну, не вертись, — сурово приказал я своей пленнице и для большего послушания стиснул её так, что даже услышал хруст крысиных рёбер. Позволить сбежать столь интересной пленнице в мои планы не входило. Это же надо, человек в облике крысы! Интересно, за что его превратили?
— Ты разумна, — я не столько спрашивал, сколько утверждал, не сводя с тяжело дышащей крысы тяжёлого изучающего взгляда. Таким взглядом на меня отец смотрел, когда узнавал об очередной шалости.
Крыса повисла безвольной тряпочкой, стараясь придать своей морде максимально идиотское выражение. Вот честное слово, если бы меня по-другому воспитывали, подумал бы, что мне всё примерещилось и это обычный вредитель!
— Ты разумна, — ещё раз повторил я, убеждая и себя, и свою пленницу, в том, что я раскусил её нелепый маскарад, и не сдержал довольной усмешки. — Забавно…
Крыса продолжала висеть в моей руке грязной тряпкой, даже дыша через раз и то с большой неохотой. Что, милая, думаешь, я тобой хвастаться начну или сожгу, как дьявольское отродье? Не бойся, я тебя не обижу. Всё ещё не выпуская крысу из рук, я чуть повернул голову к Бернардо и попросил:
— Будь добр, принеси горячей воды. Надеюсь, наша гостья не откажется от купания.
Бернардо коротко кивнул и вышел, а я опять посмотрел на свою дивную гостью:
— Ну что, малышка, обещаешь не сбегать, если отпущу?
***
Каталина
Вот правильно говорят: не всех дураков война убила, многие родились позже! Или раньше, чёрт его разберёт, в какое время я попала. Одно точно знаю: попала я крупно, хотела бы сильнее вляпаться и то, наверное, не смогла бы. Красавчик оказался придурком редкостным: легко смирился с тем, что у него в каюте самый настоящий оборотень (так, кажется, называют тех, кто из человека в животное превратился?) и так свободно держит себя, словно всю жизнь с крысами общался. Чует моё сердце, крыша у этого симпатяги не то что едет, а вообще капитально обвалилась. Причём давно. И что мне делать? С одной стороны, бежать надо, пока цела, а с другой — куда мне бежать-то? Вернуться в грязный трюм к озверевшим крысам на растерзание?! Фигушки, я, пусть и в крысиной шкуре, а жить хочу! У психа этого остаться? А где гарантия, что он меня не сожрёт, сожжёт или ещё как-нибудь покалечит? Сейчас-то он добрый да ласковый, а потом, р-раз, помутнение накатит или наоборот, в ум войдёт, и поминай как звали бедную крыску.
Я усиленно зашевелила носиком, жадно впитывая окружающие меня запахи. Будучи человеком, я даже и не подозревала, что мир вокруг меня такой ароматный. Свежие бодрящие запахи моря просачивались через неплотно прикрытую дверь, старым деревом пахла обшивка
