1780‐х гг. Иосиф начал радикальную программу внутренних реформ, она провалилась отчасти потому, что его амбициозная внешняя политика втянула Австрию во внешние кризисы и войны.
Решение императрицы Елизаветы о вовлечении в Семилетнюю войну России было вызвано прежде всего опасениями, что Пруссия сменит Швецию в качестве главного соперника России на восточном побережье Балтийского моря. Более того, существовала угроза союза Пруссии и Швеции ради попытки лишить Россию прибалтийских территорий, завоеванных Петром Великим. Опасения подкреплялись родством монархов – Фридрих II был шурином шведского короля. Антипрусская позиция не пользовалась безоговорочной поддержкой российских элит: существенная часть их выступала за союз с Пруссией, эта партия объединилась вокруг наследника престола, великого князя Петра Федоровича. Преследуемую им политическую линию принято связывать с его личными симпатиями к Фридриху II и собственными узкодинастическими интересами в роли герцога Голштинского. Однако пропрусская партия основывалась не только на этом. Вполне справедливо утверждать, что союз с Фридрихом был лучшим способом предотвратить любую возможность шведско-прусской угрозы и обеспечить безопасность балтийских владений России без огромных затрат на войну. Именно эта политика, известная как «северная система», и стала доминировать в первое десятилетие правления Екатерины II[57].
Фундаментальные разногласия во внешней политике на высшем государственном уровне существенно мешали военным усилиям России в 1756–1762 гг. Военачальники в действующей армии нервно оглядывались через плечо на перемены в политике двора. После случившегося с Елизаветой Петровной в сентябре 1757 г. удара ее здоровье так и не восстановилось, и полководцы старались не оказаться в опале у ее преемника. Смерть императрицы в январе 1762 г. привела к резкому развороту российской политики и союзу с Пруссией. Ощущение того, что интересы России были преданы в обмен на мелкие голштинские династические амбиции, повлекло за собой свержение и убийство Петра III после пяти месяцев пребывания на троне. Его преемница Екатерина II разорвала союз с Пруссией, но не стала снова вступать в войну на стороне Австрии. Таким образом, по крайней мере на поверхности представляется, что политические разногласия в верхах лишили Россию плодов ее жертв и побед.
Второй ключевой слабостью России в Семилетней войне, помимо политики, была логистика. К 1758 г. российские войска действовали в Померании и Бранденбурге, далеко от границ своей империи, вследствие чего их линии снабжения стали бесконечно длинными. Интересно провести сравнение с ситуацией 1813–1814 гг., когда в том же регионе оперировали гораздо более многочисленные российские силы. В оба периода перед российским командованием стояла задача снабжения армии в регионе, который был намного беднее Силезии, Саксонии или Вестфалии, где на протяжении большей части Семилетней войны вели свои кампании австрийцы и французы. В 1813–1814 гг. Польша была завоеванной территорией, которую можно было эксплуатировать в плане снабжения, а Пруссия выступала в роли союзника, и ее власти эффективно сотрудничали с российскими снабженцами в обеспечении довольствия армии, в которой пруссаки видели освободительницу. Тогда как в 1756–1762 гг. Польша была нейтральной, а Пруссия – вражеской. Кроме того, хотя русские занимали с 1758 по 1762 г. Восточную Пруссию, режим оккупации был гораздо менее жестким, чем у Фридриха II в Саксонии. Отчасти это объяснялось стремлением российских командиров показать, что они – вопреки распространенному за рубежом мнению – цивилизованные европейцы. Кроме того, поскольку русские намеревались аннексировать Восточную Пруссию (хотя бы только для того, чтобы обменять ее на Курляндию), это, вероятно, повлияло на их стремление успокоить провинциальное дворянство, сохранить местную экономику и население. Так или иначе, проблемы со снабжением привели к тому, что в конце каждой кампании русская армия отступала на зимние квартиры далеко на восток. Это сокращало сезон кампаний, уменьшая давление на Фридриха и умножая уже существующие трудности координации с австрийцами.
Политика и логистика были гораздо большими препятствиями для военных действий России, чем недостатки собственно в армии. Однако имели место и последние. В отличие от 1813–1814 гг., самым слабым родом войск русской армии в Семилетней войне была кавалерия. В этом смысле война началась в неудачный момент, поскольку большая часть регулярной кавалерии была направлена в 1755–1756 гг. в Уральский регион для подавления восстания башкир. Более общий характер носили проблемы с лошадьми. К концу Наполеоновских войн благодаря распространению коневодства и частных конных заводов тяжелая русская кавалерия была, вероятно, лучшей в Европе. Средняя же (драгунская) и легкая кавалерия опиралась на обширную и хорошо организованную сеть торговцев лошадьми и степные породы, тогда как в 1756 г. в России не было настоящих кирасирских полков, а многочисленные драгунские имели плохих лошадей. С другой стороны, русская артиллерия в Семилетней войне не уступала любой в Европе, а русская пехота заслужила всеобщее уважение за свою храбрость, дисциплину и выносливость на поле боя. По признанию самого Фридриха, русские части сохраняли порядок и боеспособность даже после потерь, которые означали бы разгром других европейских армий. И хотя ни один из верховных русских главнокомандующих не был выдающимся полководцем, многие среди младших генералов были превосходны.
Главным проигравшим в Семилетней войне стала Франция. С середины XVII в. она была ведущей державой Европы: большинство войн в Западной и Центральной Европе в течение столетия до 1750 г. были связаны с французской мощью и опасениями, которые она вызывала. Из Войны за испанское наследство (1703–1714) Людовик XIV вышел, посадив своего внука на испанский престол, с львиной долей владений испанской империи, несмотря на противостоящую ему коалицию великих держав. В Войне за австрийское наследство (1741–1748) французские армии под блестящим командованием Морица Саксонского заняли большую часть Нидерландов, нанеся поражение англичанам и голландцам и подтвердив репутацию Франции как ведущей военной державы Европы. Поэтому поражение Франции на суше и на море в Семилетней войне стало тем большим потрясением для европейцев и, что особенно важно, для французских элит. Ответственность за крах и унижение многие возлагали на решение Людовика XV положить конец многовековой вражде Франции c Австрией, подписав в 1756 г. оборонительный союз с Веной[58].
На самом деле решение короля имело смысл. К 1750 г. Франция столкнулась с растущим соперничеством со стороны Великобритании за колониальное и морское превосходство. Отвечая на этот вызов, она не могла параллельно проводить агрессивную экспансионистскую политику на Европейском континенте. Одна из основных максим европейской геополитики с XVI по XX в. гласила, что территориальная экспансия вне пределов Европы намного проще, чем внутри континента. Интенсивная конкуренция между европейскими великими державами, начавшаяся в XVI в., породила самые грозные военные и финансовые машины в мире. Любое государство, стремившееся к расширению в пределах Европы, неизбежно сталкивалось с жестким противодействием коалиции могущественных соперников, тогда как
