получить Силезию, а Россия – право аннексировать Восточную Пруссию, которую она намеревалась передать Польше в обмен на герцогство Курляндское. Шансы были явно не в пользу Пруссии, и при поражении статус и власть Гогенцоллернов упали бы даже ниже Вельфов или Веттинов[55].
Чудесное спасение Пруссии было отчасти обусловлено структурными факторами. Находясь между Францией, Австрией и Россией, Фридрих II пользовался преимуществами внутренних операционных линий. География и расстояние затрудняли координацию действий его противников; мешали и другие трения, присущие коалиционным войнам. Французские, габсбургские и российские военачальники, в большинстве своем гордые аристократы, нередко считали совместные действия унизительными для своего достоинства. Их военные системы до определенной степени испытывали влияние разных традиций, культур, преимуществ и недостатков. Кроме того, в отличие от 1813–1814 гг., коалицию не объединял страх перед огромной потенциальной мощью противника. Пруссия Фридриха, в отличие от империи Наполеона, не имела шансов стать гегемоном Европы. Для Франции главным врагом были англичане, а не Пруссия. Даже австро-русский альянс страдал от соперничества геополитических амбиций и стратегических приоритетов. Авторитет же Фридриха как монарха и главнокомандующего был исключительно высоким. Его решения принимались и исполнялись немедленно; никто из неприятельских военачальников не имел такого веса; зачастую у российских, французских и габсбургских армейских командиров были связаны руки борьбой партий при дворе и в армии.
Большое значение имели и личные качества. Хотя Фридрих II в Семилетней войне проиграл почти столько же сражений, сколько выиграл, все же он несомненно был лучшим полководцем, чем любой из австрийских, российских или французских военачальников. Его быстрота, решительность и тактические таланты позволяли ему выигрывать ключевые сражения против зачастую имевших численное преимущество неприятельских армий. Его «косые атаки» на фланги и тылы часто приводили противника в замешательство, особенно в первые годы войны. При этом нельзя не упомянуть тот факт, что в 1756 г. прусская армия была лучшей в Европе, с хорошо обученными полками, которые маневрировали на поле боя быстрее, гибче и слаженнее, чем их противники. Скорость и мощь залпов прусской пехоты были непревзойденными. Огневая мощь и умение застать противника врасплох, как правило, решают исход сражений – прусская армия начала войну с преимуществом в обоих отношениях. Это сыграло значительную роль в 1757 г., когда поражение Фридриха, казалось, было неизбежным. Однако австрийские и российские войска, с которыми сталкивался Фридрих, также были хорошо обученной и грозной силой. По мере продолжения войны, когда потери пруссаков росли, а противники приспособились к прусской тактике, Пруссия потеряла свое изначальное тактическое преимущество.
Пожалуй, главным потрясающим достижением пруссаков было то, что они выжили в войне, которая превратилась в многолетнюю борьбу на истощение. Не стоит забывать о факторе удачи, всегда важном и в политике, и в еще большей степени среди неопределенности войны. Зимой 1761–1762 гг. измотанная Пруссия была на грани катастрофы. Фридриха спасла от нее лишь смерть императрицы Елизаветы Петровны. Примерно треть общих расходов Пруссии на войну обеспечила безжалостная эксплуатация Саксонии; еще примерно двадцать процентов, вероятно, дали британские субсидии. И все-таки нагрузка на страну была огромной: жертвами войны стала примерно десятая часть населения. Войны XVIII в. раньше было модно называть «королевской забавой» и противопоставлять «тотальной войне», порожденной Французской революцией и подхваченной Наполеоном. Но ни один житель Пруссии или Саксонии времен Семилетней войны не согласился бы с таким мнением. По-настоящему героическое сопротивление Фридриха и его армии создало многие из мифов основания прусской монархии и особенно укрепило союз между Гогенцоллернами и землевладельческим дворянством. Более половины офицеров в армии Фридриха периода войны, в основном дворяне, были убиты или ранены. Яркая память об общих жертвах, героизме и победе стала основной составляющей союза династии с дворянством, но оказала влияние и далеко за пределами высшего класса. Протестантская идентичность также сыграла свою роль: война велась против католических Франции и Австрии, а также православной России. В 1807–1815 гг. вожди Пруссии могли опереться для мобилизации своего общества в борьбе с могущественной империей Наполеона на развитую патриотическую традицию.
То, что Пруссия выстояла, стало для императрицы Марии Терезии большим потрясением и разочарованием. Ее генералы не смогли воспользоваться преимуществами, предоставленными в их распоряжение искусной габсбургской дипломатией. И это несмотря на обширные военные, налоговые и административные реформы за десятилетие, предшествовавшее войне: армия Габсбургов в 1756 г. почти во всех отношениях намного превосходила силы, унаследованные Марией Терезией, когда она взошла на трон в 1740 г. В ряде случаев в 1756–1761 гг. габсбургские генералы побеждали Фридриха на поле боя, не имея преимущества в численности. Однако основная проблема заключалась в том, что победа на поле боя никогда не использовалась в полной мере. Отчасти это связано с характером сухопутной войны XVIII в. в Европе. Сезоны кампаний были, как правило, довольно короткими, а обученные солдаты – слишком ценным товаром, чтобы рисковать ими в зимних операциях. Передвижение замедляли длинные обозы, необходимые для питания и снабжения армий. Бóльшую часть войны армии Габсбургов действовали на своей или союзной (саксонской) территории либо в Силезии, которую они надеялись вернуть. Безжалостно грабить земли и население в прусском стиле они не могли. К тому же много времени и энергии было посвящено осаде крепостей, которые позволяли наступающей армии иметь надежные войсковые базы и продовольственные магазины на враждебной территории[56].
Прежде всего, Габсбургская армия действовала осторожно и была привержена оборонительной тактике, что оставалось ее отличительной чертой вплоть до 1918 г. В определенной степени австрийские командиры испытывали страх перед Фридрихом после его выдающихся побед 1740‐х гг. Но проблема заключалась в том, что стратегические цели Австрии были наступательными: они требовали вторжения и завоевания вражеской территории. Этот стратегический императив сводился на нет осторожностью и оборонительными соображениями австрийской оперативной и тактической линии. Глядя на военную культуру Австрии с 1740‐х гг. до 1918 г., справедливо будет отметить, что осторожность была оправдана наличием потенциальных врагов со всех сторон империи, совокупные ресурсы которых значительно превосходили ее собственные. Однако в Семилетней войне такая проблема не стояла. Союз с Францией означал, что впервые в истории Габсбургам не нужно было заботиться о защите своих владений в Нидерландах и Италии. Нейтралитет Османской империи подразумевал отсутствие угрозы на юге.
То, что Пруссия выстояла, было при этих условиях тем большим разочарованием. Дополнительным тревожным признаком финансовой и административной слабости империи стала угроза банкротства, которая в конце 1760 г. заставила Марию Терезию сократить военные расходы. До конца своего правления Мария Терезия выступала против любых войн. Ее сын, Иосиф II, и первый министр, князь Кауниц, правили более агрессивно, но эта агрессия редко оправдывала себя. Когда в
