поскольку это очевидно заставило бы Павла звучать слишком «гностически». Недавно профессор Робин Скроггс высказал противоположную точку зрения, указав, что Павел ясно говорит, что обладает тайной премудростью.[138] В древности христиане-гностики пришли к такому же выводу. Гностический поэт Валентин, приехавший из Египта, чтобы учить в Риме (ок. 140 г.), заявлял, что получил тайное учение Павла от одного из его учеников, Феоды.
Последователи Валентина говорят, что только их собственные Евангелия и откровения открывают эти тайные учения. Эти произведения рассказывают бесконечные истории о воскресшем Христе — духовном существе, которое представлял Иисус, — и который интересовал их намного больше, чем простой человек Иисус, темный рабби из Назарета. Поэтому гностические писания не следуют образцу новозаветных Евангелий. Вместо того, чтобы рассказывать историю Иисуса биографически, от рождения до смерти, гностические рассказы начинаются там, где другие заканчиваются — с историй о духовном Христе, являющемся своим ученикам. Апокриф Иоанна, например, начинается с рассказа Иоанна о том, как после распятия он шел в «великой скорби»:
Тотчас… вот — небеса раскрылись, и осветилось все творение, которое под небом, и содрогнулся мир. Я испугался, и вот — я увидел в свете Ребенка… Когда я увидел Его, Он стал как взрослый, и он изменил свой образ, став как старец. Это не было множеством передо мной и было видом многообразным в свете. Образы являлись один из другого, и вид был тремя образами…[139]
Когда он удивился, явление сказало:
«Иоанн, Иоанн, почему ты сомневаешься и почему испуган? Разве ты чужд виду этому? Не будь малодушен!.. Я — пребывающий с вами во всякое время… Ныне Я пришел научить тебя, что есть, и что было, и чему надлежит быть…»[140]
Послание Петра к Филиппу, также открытое в Наг-Хаммади, рассказывает, что, когда после смерти Иисуса ученики молились на Елеонской горе,
явился великий свет, так что гора осветилась от взгляда Того, Кто явился, и Глас воззвал к ним, говоря: «Слушайте… Я — Иисус Христос, пребывающий с вами вовеки!»[141]
Затем, когда ученики спросили его о тайнах вселенной, «глас явился им из света», отвечая им. Премудрость Иисуса Христа рассказывает похожую историю. Здесь вновь, когда ученики после смерти Иисуса собираются на горе, «явился Спаситель не в первом Своем образе, но в Духе незримом, и Его облик был как великий ангел света». Отвечая на их изумление и ужас, он улыбается и предлагает научить их о «тайнах [мистериа; буквально «таинствах»] святого домостроительства» вселенной и ее судьбе.[142]
Контраст с ортодоксальным взглядом потрясающий.[143] Здесь Иисус появляется не в знакомом ученикам обычном человеческом облике — и вообще не в телесном образе. Он либо появляется в световом видении, говоря из света, либо преображается во множество форм. Евангелие от Филиппа поднимает эту же тему:
ведь Он не явился как Он есть, но явился, как они смогли бы увидеть Его. Этим же всем Он явился: явился взрослым как взрослый, явился детям как дитя, явился ангелам как ангел и людям как человек.[144]
Несовершенным ученикам Иисус является как дитя; совершенным — как старец, символ мудрости. Как говорит гностический наставник Феодот: «Ведь Господь познается каждым в меру его возможностей и не всеми одинаково».[145]
Лидеры ортодоксии, включая Иринея, обвиняли гностиков в обмане. Тексты, подобные открытым в Наг-Хаммади — Евангелию от Фомы, Евангелию от Филиппа, Посланию Петра к Филиппу и Апокрифу Иоанна — доказывали, если верить Иринею, что еретики пытались выдать за «апостольское» то, что изобрели сами. Он заявляет, что последователи гностического наставника Валентина,
без всякого страха предлагают свои сочинения и хвалятся, что имеют больше Евангелий, чем сколько их есть… так что у них и Евангелия нет без богохульства. Ибо… выставляемое ими Евангелие… вовсе не сходно с теми, которые нам преданы апостолами.[146]
Состоятельность четырех Евангелий, говорит Ириней, доказывает то, что они были написаны учениками Иисуса и их последователями, которые сами были свидетелями описываемых событий. Современные исследователи Библии поставили под сомнение эту точку зрения: сегодня лишь немногие верят, что Евангелия Нового Завета действительно написаны современниками Иисуса. Хотя Ириней, отстаивая их исключительную легитимность, настаивал, будто они были написаны учениками Иисуса, мы практически ничего не знаем о тех, кто написал Евангелия, названные именами Матфея, Марка, Луки и Иоанна. Нам известно только, что эти произведения были приписаны апостолам (Матфею и Иоанну) и последователям апостолов (Марку и Луке).
Гностические авторы точно так же приписывали свои тайные писания различным ученикам. Подобно авторам новозаветных Евангелий они могли получить часть своего материала из раннего предания. Но в ряде случаев обвинение, что гностики записывают изобретенное ими самими, содержит долю истины: некоторые гностики открыто признавались, что получили свой гнозис из своего собственного опыта.
Как, например, живший во втором столетии христианин мог написать Апокриф Иоанна? Мы могли бы представить автора в ситуации, в которой он описывает Иоанна в начале книги: смущенный сомнениями, он начинает обдумывать смысл миссии и судьбы Иисуса. В процессе внутреннего вопрошания ответы могут спонтанно прийти на ум; могут явиться изменяющиеся образы. Тот, кто рассматривает этот процесс не с точки зрения современной психологии, как деятельность воображения или бессознательного, а в религиозных понятиях, может пережить этот опыт как духовное общение со Христом.
Рассматривая свое общение со Христом как продолжение того, что испытали ученики, автор, перенося свой «диалог» в литературную форму, мог передать им роль вопрошающих. Немногие его современники — кроме разве что ортодоксов, которых он считал «буквалистами» — обвинили бы его в подлоге; скорее, заглавия этих работ указывают, что они были написаны «в духе» Иоанна, Марии Магдалины, Филиппа или Петра.
Приписывание произведения особому апостолу может иметь символическое значение. Название Евангелия от Марш предполагает, что его откровение происходит из прямого, близкого общения со Спасителем. Намеки на романтические отношения между ним и Марией Магдалиной могут указывать на мистическое общение; в истории мистики многих традиций использовали сексуальные метафоры для описания своего опыта. Названия Евангелия от Фомы и Книги Фомы (приписанной «близнецу» Иисуса) могут предполагать, что «ты, читатель, близнец Иисуса». Тот, кто поймет эти книги, подобно Фоме открывает, что Иисус его «близнец», его духовное «второе я». Слова Иисуса к Фоме обращены к читателю:
«И поскольку сказано, что ты Мой близнец и Мой друг истинный, исследуй себя и познай, кто ты… Я — Знание Истины. И пока ты идешь со Мной,
