вдоль балюстрады, ограждавшей террасу.
Ночь поглотила Акадию. Прохладный воздух чуть шевелил пламя свечей, стоявших на столе, а фонари по углам террасы, окружали стол мягким сиреневым светом. И не будь на её ноге цепи, а на запястьях браслетов из ониксида, этот вечер мог бы быть чертовски романтичным.
— Значит, сирота, выросшая на улицах Тиджуки, и промышляющая воровством и обманом, внезапно оказывается умеет вести себя в обществе, знает названия химических реактивов и посуды, прекрасно читает и считает, грамотно говорит… Зачем ты мне врёшь, Эмили? Ты же знаешь, как я ненавижу ложь? — он обернулся и скрестил на груди руки.
В его голосе появились нотки плохо скрываемого раздражения.
Он злился. И это было хорошо.
Наверное…
— Так с кем ты работаешь? С Эспиной? — снова спросил он. — И теперь мне нужен честный ответ, Эмили. Потому что и слепому ясно, кто в вашей паре с Люком всё это придумал. Так ты делала это для Эспины?
— Эспина? Нет, Ваша Светлость, я не знаю кто он. Я сама по себе.
— Тогда откуда в сокровищнице карточка Эспины? И почему ты спрятала бриллиант в подвале, а не унесла с собой? У тебя был Люк и целый отряд кортесов, так что же случилось, Эмили? — спросил он вкрадчиво.
— Я не знаю, откуда там карточка. И эти кортесы пришли вовсе не со мной. Именно поэтому я и оставила бриллиант там. Мне помешали эти люди, которые пришли после меня. Сначала четверо, а потом ещё несколько. Я не знаю, кто они. Я просто выскользнула и исчезла, решив, что заберу бриллиант позже, потому что не знала скольких я ещё встречу наверху, и за кем они пришли.
— И ты хладнокровно вернулась в особняк на следующий день и продолжила свою игру, так?
— Всё верно, Ваша Светлость.
— Да прекрати ты называть меня Ваша Светлость! — внезапно вспылил сеньор Виго. — Ты воровка! Мошенница и лгунья! Ты проникла обманом в этот дом, втёрлась в доверие, ты играла на моих чувствах, рассказывая о своих выдуманных страданиях! Ты просто дрянь. Но ты, как будто даже гордишься этим. Бравируешь передо мной своими подвигами. И знаешь, вся эта комедия тебе дорого обойдётся!
Он подошёл и остановился позади неё. Затем положил руки на спинку стула и, склонившись к её уху, прошептал:
— Я мог бы убить тебя. Ты даже не представляешь, чего мне стоило этого не сделать! И никто не осудил бы меня за это. И знаешь, несмотря на то, что над моей кроватью с рождения висел Святой Ангел, часть меня, всё ещё жаждет этого. Ты понимаешь? — его голос звучал зловеще, и в нём было столько скрытой ярости и обиды, что у Эмбер даже кожа на спине покрылась мурашками.
— Чего уж тут не понять, — ответила она и выставила ногу, — вы посадили меня на цепь, как собаку, понятно, что не стоит ожидать от вас реверансов.
Она тряхнула цепью и та глухо зазвенела.
— А ты рассчитывала на реверансы после всего, что случилось? Какая самонадеянность! — он отошёл от стула и встал сбоку от Эмбер, продолжая её разглядывать.
— На реверансы я и не рассчитывала. Ждать милости от Агиларов? Пффф! Я же не дурочка. Я была в сенате, я слышала, что вы о нас думаете. Мы для вас бешеные собаки, и эта цепь лишнее тому подтверждение, — она снова тряхнула ногой, заставив цепь глухо звякнуть. — А в чём моя вина? В том, что я стала эйфайрой? Я разве выбирала такую жизнь? Разве хотела этого? Но такие, как вы, охотятся, на таких, как я. Да, я воровка, мошенница, лгунья и дрянь. Это моя жизнь. Но я всего лишь выживаю в вашем мире, так что не стоит меня стыдить, Ваша Светлость. Мне не стыдно. Уж точно, не за то, что я украла здесь, в вашем особняке, — она выпалила это со всей злостью и обидой, какие всколыхнули в ней воспоминания о том, кто на самом деле стоит перед ней. — Украсть реликвию из дома гранд — канцлера, того самого, который решил уничтожить всех эйфайров, было даже интересно.
— Как тебе это удаётся? Лгать так мастерски. Говорить, то, что нужно. Заставлять тебе верить. Как? Ты легко сочиняешь любую ложь и виртуозно выдаёшь её за правду. Это твой талант? Как это у тебя получается? — спросил сеньор Виго, вглядываясь в её лицо, как будто ища там ответ.
— Я эмпат, — она безразлично пожала плечами и откинулась на спинку стула. — Если это о чём — то вам говорит.
— Эмпат… хм… что же, это всё объясняет. А я — то по глупости поверил в родство душ, — он горько усмехнулся. — Завтра я пошлю за инспектором Альваресом. Ты понимаешь, чем всё это тебе грозит?
Он вернулся на своё место и снова взялся за вилку и нож.
— Петлёй на площади Санта — Муэрте, — ответила Эмбер спокойно.
— Ты не боишься? — казалось, он удивился.
— Боюсь? Нет, — ответила Эмбер глядя прямо ему в глаза. — Бояться должен тот, кто отправит меня в петлю, потому что у меня выбора не было, уж не знаю, какому богу было угодно, чтобы я стала такой, но это точно был не мой выбор. Зато у того, кто меня отправит в петлю — выбор будет. Так что за свою бессмертную душу бояться нужно ему.
— Ты угрожаешь мне карами небесными? — спросил сеньор Виго с некоторым удивлением.
— Нет, что вы, Ваша светлость, как можно угрожать карами небесными человеку, чья совесть кристально чиста? Я имела в виду инспектора, хотя нет, это же судья выносит смертный приговор, так? Ну значит ему стоит опасаться небесных кар.
— Мне кажется, ты специально хочешь вывести меня из себя, — глухо произнёс сеньор Виго.
Он встал, и силой воткнув нож в возвышающийся на столе ростбиф, добавил:
— Посидишь под замком. А когда будешь готова сказать правду — мы поговорим. И если думаешь, что тебе удастся меня разжалобить — ты ошибаешься!
Он резко отодвинул стул и тот с грохотом опрокинулся на спинку.
— Как угодно Вашей светлости, — тихо произнесла Эмбер, глядя на то, как сеньор Виго стремительно покидает террасу.
Глава 4. Недоброе утро
Так скверно Виго не чувствовал себя, кажется, никогда.
Утром он сидел за завтраком с таким видом, что никто из домочадцев не захотел присоединиться к нему за столом. Даже безобидная и недалёкая тётушка Эстер предпочла сослаться на недомогание и отсиживаться в своей комнате.
Слуги ходили на цыпочках, стараясь не попадаться хозяину на глаза, и мейстер
