Она попыталась вырваться из его рук.
– Они кончились, потому что я так решила, ваша светлость, – решительно заявила она.
Он улыбнулся, восхищаясь ее выдержкой. К несчастью, эта выдержка не помогла ей, он решил увезти ее.
– Боюсь, желания расчетливой дамы полусвета ничего не значат.
Ему доставляло удовольствие видеть, как от его безжалостного тона исчезает ее самоуверенность. В отчаянии она посмотрела на брата.
– Бен, сделай что-нибудь.
Кайлмор что-то приказал по-гэльски, и силач Бен-Ахад оказался схваченным двумя еще более сильными шотландцами, привезенными специально для этой цели.
– Отпусти ее, ублюдок! – закричал Эштон. – Клянусь, я убью тебя за это!
Верити вырывалась и извивалась, пытаясь освободиться, но силы были неравными.
– Не трогайте его! Он ни в чем не виноват.
Кайлмор еще крепче сжал ее плечи, пылающим от гнева взглядом посмотрел ей в лицо и увидел смятение.
– Нет, виновата ты. И заплатишь за это. А теперь перестань сопротивляться и полезай в карету, обещаю, твоему брату ничего не сделают.
– Не слушай его, Верити!
В нескольких футах от кареты Эштон, защищаясь, вступил в драку.
Кайлмор кивнул в сторону кучера, не покидавшего козлы.
– Прошу обратить внимание на этого человека, мадам. Уверен, вы поймете, что лучше не сопротивляться.
Она посмотрела вверх и увидела в руках кучера пистолет, нацеленный на брата. Мгновенно она перестала вырываться из рук Кайлмора.
– Я пойду, – спокойно, без выражения сказала она. – Можете отпустить Бена.
– Чуть позднее, – кивнул герцог, даже не пытаясь скрыть своего торжества.
Он поймал ее, и на этот раз ничто на небе или на земле не помешает ему удержать ее.
Торопливо, на гэльском, он бросил через плечо:
– Продержите его в аббатстве до ночи. Если потребуется, избейте до потери сознания.
– Верити, не уезжай с ним! – Эштон напрасно старался стряхнуть с себя шотландцев и броситься на помощь сестре.
Сестра только покачала головой и печально улыбнулась.
– Со мной все будет в порядке, Бен.
– Залезай, – прорычал Кайлмор, подавляя в себе восхищение ее храбростью.
Она сама навлекла на себя беду, когда предала его. Все, что бы он ни сделал с ней, она заслужила. Верити бросила презрительный взгляд на пистолет, а затем на герцога.
– Как ваша светлость пожелает. – Она не пыталась скрыть иронию.
Кайлмор вслед за нею влез в карету и захлопнул дверцу. Шторки были задернуты, но и в полутьме он видел направленный на него ледяной взгляд. К ней вернулось поразительное самообладание, так хорошо знакомое ему после прожитого вместе года. Она хотела, чтобы ее холодность заставила герцога отступить.
«Слишком поздно, миледи, – подумал он с легкой насмешкой. – Я прожил в холоде всю свою жизнь. Этот демон чувствует себя дома только среди снегов и льдов».
Он услышал голос кучера, тронувшего лошадей, отчаянные проклятия Эштона, и карета покатилась. Все задуманное прошло удивительно гладко.
Кайлмор взял с сиденья шнурок.
– Протяни руки.
– Я не позволю связать меня.
Боже, что за женщина. Другая уже рыдала бы, издавая кошачьи вопли, а его любовница вела себя так, словно принимала участие в чаепитии, а не в собственном похищении. Он опустился на колени, стараясь сохранить равновесие в раскачивающейся карете.
– Я связывал тебя и раньше. Тебе это нравилось.
Конечно, мелочная насмешка не задела ее. Он на это и не рассчитывал. Верити только смотрела на него своими чистыми как капли дождя глазами.
– Я соглашалась на эти игры, ваша светлость. Это большая разница.
– Не для меня. – Надменная усмешка скривила его губы. Надо признаться, он чувствовал свое превосходство. – Протяни руки.
Она пожала плечами и подчинилась.
– А если я не послушаюсь, вы прикажете этому бандиту кучеру застрелить меня?
Он затянул узлы.
– Знаешь, я мог бы заткнуть тебе рот кляпом. – Он небрежно откинул ее юбки. – Я весьма разочарован вашим туалетом, мадам.
Он с отвращением смотрел на ее толстые бумажные чулки и грубые полусапожки. Практично, но далеко не соблазнительно. Раньше только шелк касался кожи Сорайи.
Шелк. Или он сам.
– Я не собиралась никого соблазнять, – сказала она, когда он связал ее лодыжки.
Кайлмор опустил ее юбки и с поспешностью, которой, как он надеялся, она не заметила, сел на свое место. Он еще, черт побери, не потерял самообладания. Он не опрокинет ее на спину и не овладеет ею в ту же минуту, как бы ни изголодалось его тело.
В молчании он боролся и побеждал свою непокорную плоть. Его возмущало, что Сорайя без всяких усилий приобрела эту власть над ним. Всегда возмущало. Он жаждал ее, как его отец жаждал опиума. Окажется ли влечение сына таким же фатальным, как и пристрастие родителя?
В мрачной задумчивости Кайлмор смотрел на нее, отмечая замкнутость и то, как она грациозно покачивалась от тряской езды, даже когда была связана. Она явно не собиралась доставлять ему удовольствие слезами, протестами, истериками. Возможно, она приберегала их для более подходящего момента.
– Так что же вы от меня хотите, Кайлмор?
Он чуть заметно улыбнулся и откинулся на подушки сиденья.
– Ничего слишком обременительного для женщины с твоими талантами. – Он позволил себе широко улыбнуться, его опьяняло удовлетворение, от которого голова кружилась сильнее, чем от самого крепкого ликера. – Ты доставила мне три месяца горя и забот. Теперь будет лишь справедливо, если ты вознаградишь меня за труды чувственным наслаждением.
Глава 4
– Похищение карается смертной казнью, – уверенно сказала Верити.
«Не позволяй ему понять, что ты напугана, – повторяла она про себя в такт со скрипом кареты. – Не позволяй ему заметить твою слабость».
На проклятого Кайлмора ее слова не произвели никакого впечатления.
– Ни один судья и пальцем не пошевелит, чтобы освободить обыкновенную шлюху от оказания услуг, оплаченных ее покровителем. Особенно если этот покровитель один из самых важных лордов королевства.
Его оскорбительные слова не должны были обидеть ее. Она действительно продавала свои милости за деньги. Но все равно эти слова причинили ей боль. Мучительно было сознавать, как сильно они задели ее.
Она старалась скрыть свои чувства. Безжалостный деспот, сидевший напротив, хотел, чтобы она билась в истерике, рыдая и умоляя о прощении, но в тот день, когда Верити покинула Лондон, она дала себе обещание, что никогда больше не будет игрушкой для мужчины. Герцог Кайлмор все еще не понял, что Сорайя, угождавшая ему с нежной чувственностью, исчезла навсегда. Она превратилась в существо, сделанное изо льда и железа, которое не уступит требованиям мужчин.
