меня? – разрезав беззвучный воздух, сказал я. Услышав моё предложение пожениться, Алла своими искренними объятиями дала мне понять, что с ней я могу попробовать быть счастливым. Мне всегда было интересно как происходит вся эта любовь. Как такое чувство может быть в распоряжении каждого человека, вне зависимости достоин он того или нет? Почему оно так искажается маньяками? как этим чувством можно играть и зарабатывать на нём? Как одновременно это чувство расточают на родину, на мать, на некогда чужую девушку, которая тебе вдруг становится родственником? Как это чувство может вырастать из пепла сожженных ненавистью и апатией городов? Очевидно главная жизненная погрешность – начать любить не в том месте и не того человека, упустив из вида другого человека, более важного. Меня зовут Евгений Марков. Пришло время познакомиться с любовью.
Человек увидел заброшенное здание, взял кирпич и бросил в окно, удовлетворился, убежал. Подошёл другой человек, увидел разбитое окно, взял кирпич, бросил в окно, удовлетворился, убежал. Подошёл третий… – А всё к тому, что теория разбитых окон, в конце концов, всегда предопределяет то, что целого окна не остаётся. Того требует эстетика разрушения. Только вот если эти окна вовсе не окна, а заброшенное здание олицетворяет государство, тогда всё обретает совсем иной, трагичный вид. И мне, на авансцене, при просмотре этой трагедии, не открывается какой-то катарсис, как казалось бы, а возникает перфекционистский ужас, который велит хватать за руки тех, кто бросает эти кирпичи в окна и говорить им, что они поступают нехорошо. Но меня никто не слушает, мне все улыбаются, как самому лучшему комику в истории. Я опечаливаюсь, опускаю взгляд, и обнаруживаю, что в моей руке, как и у всех, морковного цвета кирпич. Бросив этот кирпич наземь, я ухожу под дребезг разбивающихся окон; небо затягивает непроницаемым полотном тёмно-серых туч.
Впрочем, пока есть небо, всегда будет вероятность увидеть среди грозовых туч пробивающиеся лучи солнца. Покуда, конечно, существует солнце.