Старики вспомнили, что они – люди не чужие, даже родственники, и всю ночь, а потом и утро провели за столом во дворе частного дома деда Янкеля и бабушки Розы.
Внучка родилась!
Кошерное, некошерное… На это не смотрели. Лишь бы съедобное то, что в тарелке, и жидкое, пьяняще-веселящее – по бутылкам с узким горлышком. Увы, нахес оказался скоротечным. Как корабль назовешь… Помните? Вот и дедушки не забыли.
– Какая Сара? Ты что, с дуба рухнул?! Ее ж никто замуж не возьмет с таким-то ярлыком! – кричит дед Яша своему бородатому родственнику.
– Яков Яковлевич, нашей девочке еще рано думать о замужестве. Ей всего два дня, – пытается сгладить обстановку бабушка Роза.
– Да, да, Яшенька, Роза Ароновна права, не кипятись, закуси. – Подключается к конфликту бабушка Оля и кладет в тарелку мужа пережаренный, пересоленный, несъедобный минтай.
Бабушка Роза настолько красива, насколько бездарна в кулинарии, как говорят люди, отведавшие ее гастрономические эксперименты.
Мужчины смотрят на своих жен с сожалением и глубоким, как Марианская впадина, раздражением, они встают из-за стола и отходят подальше от женщин с их слабостью и жаждой к миру, дабы ненароком не заразиться этим плаксиво-ноющим вирусом, так чуждым мужскому типу. Мужчины не плачут, мужчины не танцуют – так вписано в мозг представителя сильного пола; в каждом крошечном его нейроне, помимо дендрита, аксона, перехвата Ранвье, миелиновой оболочки, клеток Шванна и прочих головоломных для детского и порой взрослого ума веществ, – по одному гигантскому «НЕ».
– Конечно! Фрося – лучше! Да это же имя для коровы! – вскипает дедушка Янкель.
– Не смей! Так звали мою маму! – орет дед Яша.
– А мою – Сарой!
– Сара Сидорова! Не, ну вы слышите!? Людям на смех! Тьфу!
– Почему Сидорова?
– Да потому что у ее отца такая фамилия! И у меня такая, и у моего отца, и у деда, и…
– Понял, понял! Но только сейчас берут фамилии матерей тоже. И так как наша Сарочка по маме еврейка, ей будет лучше записаться как Шнеерсон.
Дедушка Яша вспоминает, где у него фиброзно-мышечный полый орган, нащупывает пульс.
– Оля, ты слышишь это? Нет, ну ты слышишь этого старого шизофреника?! Только через мой труп!
– Вы уже столько раз обещали, шо мне пальцев сороконожек не хватит, чтобы посчитать, сколько раз вы уже обещали! – парирует с честью, достоинством и нотками хамства дед Янкель.
На следующий день родители пошли в ЗАГС. Мама с папой люди добросердечные, не любят войн, как вы это уже поняли. Они не желали кого бы то ни было обидеть, они у меня очень мудрые. Работница ЗАГСа дрожащей неуверенной рукой готовится вписать в свидетельство о рождении новое имя.
– Вы уверены? Нет, вы точно этого хотите? Переделывать будет очень долго! Уверены, да???
Последняя буква. Все. Дело сделано.
Отныне для всех я – Фрося Шнеерсон.
Родители подумали, что до школы я редко буду пользоваться своим полным именем, поэтому у меня будет целых семь лет, чтобы научиться жить с этой трудновыговариваемой и такой же труднопереносимой фамилией на нашей наполовину исторической родине. А с именем Фрося мне будет проще, нежели с именем, за которое болел всей душой дедушка Янкель.
Мои дедушки снова вместе за одним столом. Вначале пили от общего горя, но после пятой стопки они решили, что Фрося Шнеерсон – терпимо, а после двадцатой – о, чудо! – сочетание моих имени и фамилии неожиданно стало красивым, оригинальным, а главное – редким. Второй такой во всем мире не найдется!
На рассвете они уснули. Один – лицом в салат, второй – скатившись на газон в обнимку со своим пуделем. Алкоголь консолидирует людей, даже таких разных, как Яков Яковлевич и Янкель Янкелевич.
Глава третья
Третье июля – это…
день разноцветных носков с пальцами; луженых глоток; открытие планеты Нептун; дата падения Римской республики; День независимости Марокко; в продаже появились первые телевизоры по цене 75 долларов; правительство Польши разрешило эмиграцию польских евреев в Израиль; проведено первое испытание ядерного оружия; в США введен закон, запрещающий государственным больницам и другим учреждениям здравоохранения делать аборты; Борис Ельцин избран президентом РФ на второй срок; в Испании вступил в силу закон об однополых браках.
В этот день скончались…
Мария Медичи, королева Франции; Теодор Герцль – еврейский журналист и политик, основатель политического сионизма; Джим Моррисон, лидер музыкальной группы The Doors; Гейлорд Нельсон, инициатор празднования Международного дня Земли.
Родились…
Ли Шичжэнь, китайский ученый-универсал: врач, травник и специалист по иглоукалыванию; Альфредо Кейль, автор мелодии государственного гимна Португалии; Франц Кафка, чешский философ и писатель; Зинаида Николаевна Райх, актриса, жена Сергея Есенина, затем Всеволода Мейерхольда; Фрося Шнеерсон, любительница книжек с картинками, прыжков со спинки диванов, специалист по расшатыванию нервной системы взрослых, похитительница яблочной пастилы и шашлыков.
В мой день рождения с утра был туман, вечером – ливень с градом, днем на солнце можно было жарить глазунью, а ночью – без свитера замерзнуть, заболеть и попасть в сводку новостей с заголовками о почти летальном, летательном на небеса, исходе.
– Поэтому она у нас как времена года, сложно ей будет, однако никогда не скучно. – Так меня обрисовала красками, фломастерами и цветными карандашами моя прабабушка Геня, которая не умеет читать, писать не умеет, но ее житейская мудрость – она ногами, руками, головой и сердцем родом из умения слушать и слышать. Прабабушка Геня – она для нас как дорожные знаки, горизонтальные разметки, ремни безопасности и защитные подушки вместе взятые, она наш семейный светофор, которому подчиняются все.
В свои три месяца я стала, не побоюсь этого слова, красоткой, но первые девяносто дней намека на это не было ни единого, и бедные родственники вдруг поверили словам Дарвина о происхождении человека от обезьяны. Однако им было непросто, так как обезьяну они перед собой видели, но вот в человека она никак не превращалась. Приматом я стала на вторую неделю, а в первый день больше походила на медузу – когда меня внесли в палату к маме и положили на ее грудь, она испугалась и заплакала:
– Она больна или некрасива, а может, и то, и другое!? – мучилась моя несчастная мамочка в догадках.
Бледная как поганка, без бровей, паутина – вместо ресниц, лысая, с рыжими, как пятна у жирафа, веснушками на носу. Вы же знаете, все познается в сравнении – как назло, до меня в палату внесли новорожденную девочку. Красавицу! Копна волос, алые губки, черные, как ночь, ресницы с бровями.
– Это все потому, что она – Шнеерсон! –
