так я и планирую – реализоваться и жить для себя! Пару лет поездим по миру, года в двадцать три рожу мальчика, а позже хочу еще двух девочек. Сына назову Этторе, а дочек Элеонорой и Элизабеттой. Все имена на Э, как у Энрико.
Андреа прикладывает руку ко лбу:
– Боже, меня сейчас стошнит…
– Я всегда мечтала выйти замуж за человека, у которого имя начинается на эту букву. У меня все бывшие такими были: Эмилио, Эмануэль…
– Умоляю, перестань! – брезгливо морщится Андреа. – Меня аж передергивает.
– А что плохого в том, чтобы строить планы на жизнь? Все вечно говорят, что мы – потерянное поколение, что у нас нет будущего и все такое…
– Да нет у тебя никакого плана. Ты просто чокнулась. Выйти замуж за Карася, этого австралопитека, самого безмозглого человека на земле…
– Не смей так говорить! Да и потом, тебе-то что за дело? Не тебе за него замуж выходить.
– Вступать в брак в нашем возрасте – это бред.
Эльпиди вмешивается, пытаясь унять возникающую ссору:
– Андреа, мне кажется, не стоит так горячиться.
– У меня впечатление, будто сейчас говорил не зумер, а какая-то синьорина начала семнадцатого века, Лючия Монделла[7] недоделанная.
Не в силах больше спорить, Сильвия со слезами на глазах швыряет скомканный листок в костер и уходит. Анита спешит за ней, окликая подругу и пытаясь догнать.
– Какой ты милый! – язвительно обращается Валентина к Андреа.
– Я говорил искренне. Вот и все.
Кьяра поддерживает Валентину, подливая масла в огонь:
– Ты хотел сказать, по-идиотски?!
Эльпиди пытается восстановить мир, но безуспешно. Андреа встает, и взлетающие за его спиной языки пламени делают его похожим на инфернальное чудовище.
– Кто бы сомневался, что вы, две лицемерки, меня первые обвинять начнете.
У Валентины лопается терпение:
– Ты ведешь себя как самоуверенное хамло, и не только сегодня. Ты всегда таким был!
Кьяра поворачивается к Педро:
– Ты слышал? Он сравнил меня с Валентиной, с этой дурой…
И тут Филиппо, осмелев после слов Валентины, решается выплеснуть всю накопившуюся злость и недовольство по отношению к Андреа:
– Это правда, Беррино, ты та еще сволочь!
Бросив на него презрительный взгляд, Андреа разворачивается и уходит. Эльпиди в изумлении замечает, что тот направляется в сторону леса. Учитель кидается следом за ним.
– Подожди! – несколько раз зовет он, пока наконец Андреа не останавливается. Вдали от костра страшно холодно и совсем темно.
– Профессоре, вы же сами попросили быть искренними, вот я искренне и…
– Твое поведение беспардонно и, я бы даже сказал, неуместно, – прерывает его Эльпиди. – В лицемерии и притворстве хорошего мало, но бестактность еще хуже. Быть искренним – не значит непременно быть бессердечным.
Андреа недовольно фыркает:
– Я думал, искренность – штука непроизвольная.
– Да, так и есть, но она не отменяет хороших манер. Я бы на твоем месте лучше задумался, из-за чего ты сбежал.
– Я не сбегал.
– Сбежал! Вопрос только – от чего?
Андреа выходит из себя:
– Да ни от чего я не сбегал!
– И все же!
– Ну, тогда сами скажите.
– Хорошо, скажу. От себя самого.
– Чего?
– Ты сбежал от наглого и самоуверенного хама Беррино.
– Да не сбегал я, а просто отошел, чтобы не усугублять ситуацию!
– Нет, сбежал. Потому что понял: тебе и самому не нравится та маска, которую ты нацепил на себя.
– Какая еще маска?
– Злобы.
– Не цеплял я никакой маски.
– Как хочешь, – вздыхает Эльпиди и, развернувшись, направляется к дому. – Вдали от костра холодно.
– Ну хорошо, – окликает его Андреа, – если тогда на мне была маска, то каково мое настоящее лицо?
Эльпиди оборачивается к нему и разводит руками:
– Ты здесь как раз для того, чтобы это узнать.
Сильвия врывается в спальню для девочек, закрывается и остается одна в темноте. Анита, прибежав следом, настойчиво стучится в запертую дверь.
– Сильвия, открой!
Проходят добрые полминуты, прежде чем та, вся в слезах, впускает ее.
– Можно я войду?
Сильвия оставляет дверь открытой и садится на ближайшую ко входу кровать. Анита нерешительно заходит, закрывает дверь, зажигает свечу и, подсев к подруге, берет ее руки в свои. Некоторое время они сидят молча.
– Как ты?
– А как, по-твоему, я должна быть?
– Не обращай внимания на то, что наговорил Андреа. Ты же знаешь, он такой. Считает себя лучше всех. Но посмотри на него: никто с ним не дружит, никто его не любит. Жалкий засранец!
Сильвия вздыхает и молча смотрит в пол.
– Ну, вот уж из-за кого точно не стоит плакать.
– Ты права, не стоит, – соглашается Сильвия. – Андреа – кретин, и тут уж ничего не поделаешь. Но меня расстроило даже не то, что он сказал…
– А, нет?
Сильвия качает головой.
– Я расстроилась, потому что никто и не попытался встать на мою сторону. – Сильвия подняла голову и посмотрела Аните в глаза. – Даже ты. Тоже думаешь, что я ошибаюсь?
У Аниты будто ком в горле застрял, она не знает, что ответить.
– Даже моя лучшая подруга не одобряет моего решения! – горько усмехается Сильвия.
– Что ты! Я рада за тебя, если ты счастлива…
– Но ты не уверена, что я поступаю правильно.
– Я не могу решать, что для тебя правильно. Это можешь сделать только ты.
– Да, но каждой подруге хочется, чтобы ее поддержала та, кто ее действительно любит.
– Но я тебя поддерживаю!
– Раз так, почему ты не сказала этого только что перед всеми?
– Мне не пришло в голову! Я не сообразила! Никто не ожидал, что Андреа так на тебя накинется. Он нас всех ввел в ступор…
– А по-моему, только у него одного и хватило смелости сказать то, что он думает.
– Сильвия, ты не права…
– Нет, это ты не права.
– Зачем ты так?
– Если я ошибаюсь, тогда скажи, глядя мне прямо в глаза, что рада за меня.
Анита смотрит на подругу в упор и сжимает ее руки:
– Сильвия, я очень рада за тебя, правда. Поверь мне.
Сильвия какое-то время медлит, затем высвобождает свои руки и обнимает Аниту, крепко прижимая ее к себе:
– Спасибо. Для меня это очень важно.
Анита обнимает ее в ответ и, улыбнувшись, чмокает в щеку:
– Вот коза! Почему сразу не рассказала мне?
– Энрико сделал мне предложение вечером накануне нашего отъезда. А я только ждала подходящего случая, чтобы с тобой поделиться. Ты же знаешь, у меня от тебя нет секретов.
Анита улыбается, но по ее лицу пробегает какая-то тень.
– Что такое? – спрашивает Сильвия.
– Ничего, прости. Это из-за того, о чем ты сейчас говорила.
– Но мы же всегда все рассказываем друг другу?
– Да, конечно!
– Энрико и правда умом не блещет, но он добрый и знает, чего хочет. После смерти папы я все время чувствовала себя одинокой. Энрико заботливый, с ним я спокойна. Ты же понимаешь, как для меня важно, чтобы рядом был такой человек, как он? Я хотела сделать тебе сюрприз сегодня и решила прочитать бумажку…
– Вот так сюрприз, еще и с Беррино на закуску! Подходящий случай выбрала.
Щеки у Сильвии еще мокрые от слез, но слова Аниты вызывают у нее смех облегчения.
Глава 9
Несколько дней назад Эльпиди стал звонить на подъем в большой колокольчик для скота. Он грохочет под окнами всегда в одно и то же время, в тот самый момент, когда по-гомеровски розовоперстая заря поднимается над долиной, освещая верхушки деревьев и горные хребты. Динь! Динь! Динь!
– Подъем! Подъем! Просыпайтесь!
Поначалу от такого нововведения ученики в панике вскакивали с постелей и выбегали из комнат, как при пожарной тревоге. Но вскоре ритуал вошел в привычку, и все, обленившись, перестали обращать внимание на этот утренний перезвон. Поэтому Эльпиди нередко приходится подниматься на второй этаж и звенеть самым нерасторопным прямо над ухом.
Пока он издевается над барабанными перепонками Валентины, не изъявляющей ни малейшего желания вылезать из спального мешка, полусонная Паола макает печенье в горячее молоко. Рядом с ней Педро играет кусочками печенья в чашке, как корабликами.
– Знаешь, откуда у нас это молоко?
– Не-а. Понятия не имею, если честно.
– Каждый день Эльпиди встает в три утра, спускается
