моменты я в виду не имею. Чисто по жизни?
— Нет, вроде.
— Так поверь мне, ради бога! Их стоит выслушать! Потом скажешь «нет», плюнешь им в хари и уедем. Если захочешь. Клянусь. Но ты не захочешь, зуб даю.
— Зуб сам выберу!
— Я тебе даже пассатижи подам. С поклоном. Но потом. Замётано?
— Ладно, — я неохотно сел обратно. — Излагайте.
— Он всегда такой нервный? — спросил Мейсер у Слона.
— Нет, только из-за дочки, — ответил тот угрюмо, — я же говорил, аккуратнее надо формулировать.
* * *
— Значит, дело во времени? — уточнил я после первой порции объяснений.
— Именно, — терпеливо вздохнул Теконис. — Разные ветви фракталов имеют разную временную линейность, модуль тайм-проекции друг на друга и даже её вектор.
Наверное, с профессорской колокольни я выгляжу тупее самого раступого из его студентов. Если у него, конечно, есть студенты.
— Мы не можем сидеть десятки лет в срезе, на который у нас контракт, — пояснил Мейсер, — поэтому приходится как бы «срезать углы».
— Это как ускоренная перемотка, Док, — вставляет своё веское слово Слон. — Я сначала тоже удивлялся, а потом привык. Вышел, перекурил, вернулся — а там уже лет десять прошло…
— Не так буквально, — уточнил Теконис, — но, упрощенно, перемещаясь между срезами с разным временным лагом относительно заданного, можно быть независимым от локальной линии в достаточно широких пределах. Однако этот процесс, скажем так, привлекает внимание.
— Чьё?
— Это… Предмет научной дискуссии, которая ещё не завершена. Есть разные мнения. В практическом плане важен не актор, а механизм. Чем дальше, тем чаще мы сталкиваемся с тем, что наши действия катализируют срабатывание механизма коллапса среза.
— Это полностью обесценивает наши вложения, — пожаловался Мейсер. — Труд, затраты, инвестиции сгорают в пламени коллапса вместе с нашей оплатой. Вы себе не представляете, как обидно, когда результаты десятков лет локального времени развития оказываются аннулированы каким-нибудь глобальным катаклизмом.
— Однако ваша дочь, — сказал веско Теконис, — располагает крайне редким даром, который может предотвратить этот печальный конец.
— Мне говорили, что всё обстоит ровно наоборот, — напрягся я. — Мол, в силу своей связи с какими-то тонкими структурами Мультиверсума она может стать причиной возникновения коллапса.
— «Тонкими структурами», вы только послушайте! — всплеснул руками профессор. — Какие дилетанты вам это объясняли?
— Один корректор, — сказал я без уточнения, — знаете, с синими глазами такие ребята.
— Знаю, — сказал Теконис и сдвинул на лоб свои жуткие очки.
— О чёрт…
Глаз под ними нет — грубые впадины шрамов, провалившиеся глубоко в глазницы.
— Они были синими, — пояснил он, возвращая очки на место.
— Сочувствую. И как вас угораздило?
— Неважно. Скажем так, способность не порождает обязанность.
— По вам никак не скажешь, что вы слепой.
— Я не слепой. У меня просто нет глаз.
— Как скажете, — пожал плечами я. — Так что насчёт Нагмы? Мне наврали?
— Не то чтобы наврали… Скорее, указали лишь на один из возможных аспектов. Так называемые «корректоры», как правило, очень слабо образованны, я бы даже сказал невежественны. Их школа с давних пор пренебрегает фундаментальными вопросами в пользу тактических навыков. По форме они ближе к религиозному ордену, чем к научному учреждению. Дают неофитам минимум знаний. Поэтому и результаты их деятельности… Но я отвлекся. Ваша дочь действительно может катализировать коллапсы там, где они, в силу ряда причин, высоковероятны. Но это, скажем так, далеко не единственное, что она может. Поэтому риски относительно невысоки, а польза очевидна.
— Невысоки, но есть?
— Есть, — согласился Теконис. — Но признайте, ваша дочь рискует уже самим фактом своего существования.
— Это не повод увеличивать риски.
— Привлекательность этого предложения для вас в том, что вы их не увеличите, а уменьшите.
— Это как?
— В период нахождения в ортогональных ветвях фрактала ваша дочь становится недоступна для поиска. Например, здесь, в этом срезе, — профессор показал на вид за окном, — ваша темпоральная проекция на основную линию так мала, что ей можно пренебречь. А значит, девочке ничего не угрожает.
— Не понял про проекцию, — признался я.
— Пока мы тут, — вмешался в разговор Слон, — дома время как бы не идёт, понимаешь? Если в момент, когда мы сюда въехали, Джабба пёрнула у себя в каптёрке, то мы вернёмся раньше, чем её помощник скажет: «Фу». Даже если мы тут будем год загорать.
— Серьёзно?
— А ты думаешь, почему я так люблю это место? — заржал он. — Всегда есть возможность хорошо отдохнуть! Так что вы с дочкой пока что не потеряли из своего отпуска ни дня. Ну, кроме дороги, конечно.
— Ваш командир прав, — кивнул Мейсер. — Этот мир имеет очень удачный таймлаг относительно большинства популярных срезов, что делает его крайне удобным для наших операций. Оставалось только сделать его удобным для проживания. И мы, согласитесь, добились в этом немалых успехов!
Мейсер откинулся в идеальном кресле и отхлебнул идеального вина из идеального бокала. За окном стемнело, и зажглась городская иллюминация.
Идеальная, разумеется, а как же иначе.
* * *
Слон проводил меня до комнаты.
— Ну как, стоило их выслушать? — спросил он, разглядывая интерьер.
— Стоило, пожалуй, — признал я. — Но можно было обойтись и без провокаций.
— Так не интересно, — засмеялся он. — Шучу. Ты должен был увидеть всё это, Докище, пойми. Словами такое хрен опишешь. А прикинь, каково так жить всегда?
— Приестся, наверное. Это как одни пирожные жрать. Сначала вкусно, потом надоест.
— Это если, к примеру, пирожные, то да. А если, к примеру, водку, то нет… А если серьёзно — работы в поле у них тоже хватает, поверь. И там отнюдь не пирожными пахнет. Так что не соскучишься. А главное, про дочку тебе всё хорошо расписали. Я же знаю, как ты параноишь на её счет.
— Это не…
— Да, да, не паранойя, у тебя есть причины. Её действительно могут найти какие-нибудь засранцы. Но не тут! Теконис правильно говорит — на круг риск сильно меньше, чем оставлять её в лагере с тыловиками. Джабба, конечно, трындец какая страшная, но она не всесильна. А так девочка будет всегда с тобой, под нашей охраной, и мы за
