дров, поставил кувшин с вином на решетку очага.
— Он давно спит, а ты все мучаешься, в чем перед ним виновата?
— Мы уезжаем утром искать остальных.
Дым опять зевнул, прикрывая рот узкой ладонью.
— Если мы уезжаем утром — ты сейчас должна быть в постели. И, заметь, я не намекаю на свою постель. Погоди-ка, — он поднес лампу и осмотрел шрам от укуса на шее Эрили. Надавил пальцами:
— Больно?
— Нет.
— Завтра спокойно соберемся, а уедем послезавтра на рассвете. И не спорь со мной.
Дым втер в укус мазь, резко пахнущую травами, напоил подругу горячим вином и проводил до самой ее спальни.
Как Эриль ни торопилась уехать, а сочла рассуждения лекаря верными, и потому еще день потратила на сборы, зато на следующее утро, едва взошло солнце, странники уже были в пути.
Искомая вещь всегда лежит в низу стопки, даже если стопку перевернуть, поэтому луна успела растолстеть до полнолуния, а потом похудеть наполовину, пока Эриль с Дымом и Янтарем объезжали известные им убежища Батриссв поисках ее самое.
Батрисс была в некотором роде женщиной поразительной. Осиная талия, широкие бедра, гордая посадка головы, полные губы и фиалковые глаза могли бы принадлежать королеве. Но королевой Батрисс не была. Разве что королевой моря. Контрабандистка, пиратка, записная дуэлянтка, стерва — вот неполный список ее достоинств. Имелись и другие достоинства — известные ее близким друзьям, самым близким.
Нашлась Батрисс на Нактийском берегу, в рыбачьем сарае. Она чистила рыбу. Хватала из высокой корзины тушку, старательно скребла ножом бока, сдирая чешую. И все было в блестящей чешуе: и щелястая столешница, и руки в перчатках с отрезанными пальцами, и грудь, и налипшие ко лбу смоляные пряди. И перламутрово сверкала чешуйка под левым глазом, когда ее трогали сеющиеся в прорехи крыши солнечные лучи.
Покончив с чешуей, отрезав плавники и голову, Батрисс вспарывала рыбе брюхо, выскребала в миску потроха и кидала рыбину в лохань с водой, красноватой от крови.
Какое-то время гости, застыв в дверях, следили за отточенными движениями старой приятельницы. Пока она не подняла голову, взмахнув ножом так, что он описал сверкающую дугу.
— Командир! Подтверди, что ты мне снишься.
Батрисс отшвырнула рыбину мимо лохани.
— И я проснусь под стойкой в «Золотой цепи» похмельная, но непобежденная.
— И не подумаю.
Улыбнувшись, Эриль шагнула вперед. Батрисс закатила кверху глаза:
— О, нет!
Выразительно зыркнула через правое плечо:
— Вон сундук. Возьми все, что я скопила непосильным трудом на черный день. И разойдемся миром.
Гостья склонила голову к плечу:
— Ты изменилась, Батрисс.
— Ты тоже, командир. Ты тоже.
— Ни за что не поверю, что тобой не прикопана на берегу пара-тройка кладов. На черный день, разумеется.
Контрабандистка рассмеялась.
— Корабельщик! Ты неисправима! Зачем пришла? Только не говори, что просто вздумала навестить старого друга. Не поверю.
— А во что поверишь?
— Что тебе вдруг что-то резко от меня понадобилось.
— Правильно. Идем со мной.
— Что-о?!.. — Батрисс упрела руки в боки. — Исчезнуть на столько лет, не давать знать о себе, а потом вдруг свалиться на голову, и здрасьте-нате вам, идем со мной?! А тебя не интересует, а вдруг у меня какие дела, обязательства? А вдруг я замужем давно?! А?
Эриль пожала плечами.
— Интересует. Но ты не замужем. Ты всегда лелеяла собственную свободу.
Батрисс подхватила миску с потрохами и в сердцах запустила в стену.
— Не следует от меня глупостям учиться, — мрачным голосом заметил Янтарь. Контрабандистка пронзила его взглядом. И промолчала.
— «Ястребинка» цела?
— Ты… ты еще помнишь, как зовется мой баркас?
— Еще бы! Ведь на нем тогда мы попали на Кэслин. И убрались оттуда… — добавила Эриль чуть погодя. — Хорошо, что ты была тогда с нами.
Батрисс грохнула сцепленными ладонями по столу:
— Я не поддаюсь на грубую лесть!
— А Лель сказал бы: «Да неужели?» — Дым широко улыбнулся.
— А он не с вами?
— Подберем по дороге.
Контрабандистка взмахнула ладонями:
— Хорошо, хорошо, уговорили! Я как раз собиралась в столицу за покупками.
— И тебе ведь неважно, в какую именно? — и лекарь нырнул за Эриль, разумно полагая, что в нее Батрисс ничем тяжелым швырять не станет.
Как в воду глядел.
Брюнетка поставила плоскую сковороду на уголья. Подождала, пока прогреется. И стала в растопленном масле обжаривать рыбу до румяной корочки. Выложила куски на деревянное блюдо и подвинула гостям.
После обеда Эриль отправилась на мостки мыть посуду, Дым увязался за ней — не столько чтобы помочь, а чтобы поплескаться в еще прохладном, но очень чистом море. Батрисс же, склонив к плечу голову, оглядела хмурого Янтаря:
— Как насчет того, чтобы послужить мне грубой мужской силой?
Он пружинисто встал.
Женщина, вихляя бедрами и пряча в углу рта насмешливую улыбку, долго плутала среди дюн, поросших дроком и тамариском, и, наконец, остановилась в песчаной ямке за густым ивовым кустом, где даже шум моря был не так настойчиво слышен. Присела на корточки и поглядела на спутника снизу вверх.
— Садись, в ногах правды нет.
— Мы уже пришли?
Батрисс серебристо рассмеялась.
— Мы уже пришли. Скажи: какая кошка между тобой и вуивр пробежала?
— А тебе что за дело?
Она дерганула плечиком, на котором шелушился первый весенний загар.
— Просто… интересно.
— Я не буду тебе говорить.
— Почему? — Батрисс по-кошачьи провела розовым языком по припухшей губе. — Раньше мы прекрасно ладили.
— Раньше.
— Не будь букой, — она стремительно поднялась, скользнув бедром по его бедру. — Расслабься. Мне можно довериться. Я утешу тебя скорее, чем священник Кораблей.
Янтарь отстранился, глядя на колышущиеся ветки.
— Они купаются голыми.
Батрисс улыбнулась лукаво.
— О-о… Да ты ревнуешь, мой сладенький… Ну-ну, не зыркай! Этим меня не проймешь…
Она пробежалась пальцами по закаменевшему плечу оборотня, закинув глаза к небу, все так же улыбаясь, а вторую руку возложила ему на загривок, нажимая и поглаживая.
— Однажды я пряталась раненая… в публичном доме. И многому там научилась. Например — вправлять мозги мужчинам!
Батрисс захохотала и нырнула под низкие ветви. Синий платок с подшитыми по краю монетками слетел у нее с головы.
— О! — брюнетка порывисто вздохнула. — Кажется, я оцарапалась. Посмотри!..
Оборотень, нагнувшись, развернул ее лицом к себе.
— Да не здесь, а вот здесь, — Батрисс выпростала в разрез юбки ногу в кожаных шнурованных бричес. — Ох, ты не увидишь, а тут узелок затянулся…
Она возвела очи к небу, кривя губы, чтобы удержать торжествующую усмешку, когда Янтарь нагнулся, дергая узел зубами. Растянул шнуровку.
— Тут не синяк, тут рыбка.
Батрисс поиграла бедром, и рыбка точно поплыла по загорелой коже.
— Ну же! Что ж ты непонятливый
