Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 106
Надеваю свою старую, заляпанную кровью одежду. Она еще влажная, но гораздо удобнее, чем наряд, который мне выдали. Натягиваю сапоги и выхожу на улицу. У палаток сидят люди, болтают, смеются, пьют чай и кофе. В этой части лагеря живут в основном женщины и дети, и я поражена тем, что у некоторых покрыты головы. Я думала, Война потребует, чтобы мы отказались от своей веры, но, по-видимому, это не так.
В воздухе еще стоит аромат жареного мяса, и на мгновение меня накрывает воспоминанием о мертвых телах на улицах Иерусалима. Там тоже пахло мясом.
Идя на запах, выхожу на вчерашнюю поляну. Здесь, в этом ужасном месте, кажется, раздают еду. Вижу баранью тушу, крутящуюся на вертеле, на столах – подносы с фруктами, орехами и хлебом. Бреду в конец очереди и стараюсь не думать, откуда взялась вся эта еда. Армию нужно кормить, а уж такую гигантскую, как эта… Набеги на города и села – меньшее из зол, совершенных этими людьми.
Когда очередь почти доходит до меня, замечаю знакомое лицо. Вчерашний солдат, тот самый, что сжимал рукой пах и тыкал в меня кинжалом, стоит на другом краю поляны и курит. На голове у него куфия[6], он перебирает пальцами жидкую бородку, болтая с другими солдатами, но смотрит при этом только на меня. Не отводит глаз, как бы долго и пристально я не смотрела в ответ.
Меня слегка успокаивает лишь тяжесть кинжала на поясе. Я отворачиваюсь первой, хватаю еду и ухожу прочь. В поисках относительно спокойного места, чтобы позавтракать, направляюсь к краю лагеря. Сажусь и смотрю на горы вокруг. Так легко ускользнуть отсюда незамеченной… Замираю, перестаю жевать, и осторожно оглядываюсь в поисках патрульных. Никого.
Отставляю тарелку и встаю. С трудом подавив желание оглянуться и проверить, не следит ли кто-нибудь за мной. Это ведь самый легкий способ попасться – показать, что задумала что-то. Задержав дыхание, спокойным шагом направляюсь прочь. Пролетают секунды, гул лагеря постепенно затихает. Я вздыхаю с облегчением. Получилось! Все оказалось даже легче, чем я думала…
– Стой или умрешь!
Я застываю на месте, не сомневаясь, что в спину мне направлен наконечник стрелы. И, действительно, обернувшись, я вижу солдата. Он шагает ко мне, целясь прямо в грудь.
– Дезертиров ждет казнь, – сообщает он.
В сложных ситуациях я оказываюсь гораздо чаще, чем хотелось бы. Попадалась я и Братьям-мусульманам, и палестинским патрульным, и коллегам-Призракам, которым удавалось застать меня врасплох. Если хочешь уцелеть, главное – придумать убедительную историю и придерживаться второго правила кодекса: говорить правду.
– Я делаю оружие, – торопливо говорю я. Тамара упоминала, что в лагере не помешал бы мастер-оружейник.
Солдат прищуривается:
– При чем тут это, черт подери?
– Из веток этих деревьев я делаю заготовки для луков и стрел, – говорю медленно, объясняю подробно.
– Думаешь, я поверю, что ты тут просто собираешь чертовы ветки для чертовых луков?
Он прав. У меня нет ни сумки, ни топора, а прикрепленный к поясу кинжал слишком мал. Я больше похожа на беглянку, а не на оружейника.
– Я все обсудила с Войной. – Ложь сама срывается с губ, и я тут же сожалею о своих словах. «Говорить правду?» Я сама только что нарушила второе правило кодекса.
Солдат окидывает меня взглядом с ног до головы, видимо, взвешивая все «за» и «против», прикидывая, верить мне или нет, и наконец принимает решение:
– Мне плевать, с кем и что ты обсудила. Хочешь жить – тащи свою задницу обратно в лагерь. Быстро!
Бросив прощальный взгляд на деревья, я выхожу из кустов и направляюсь в лагерь, и стрела по-прежнему нацелена мне в спину.
Вот тебе и сбежала!
Оказывается, в лабиринте палаток есть своя логика. Мне понадобился целый день, чтобы понять ее. Лагерь разделен на четыре сектора. В одном из них, среди женщин и детей, живу я. Другой отведен для пар – для тех, кто решил жить вместе. Самый большой сектор, разумеется, занимают солдаты. И еще есть территория Войны. Четыре сектора вокруг поляны – черного, прогнившего сердца лагеря.
Время от времени раздается бой барабанов, который, как мне объяснили, обычно предшествует казни. Кого-то убивают за мелкое воровство, кого-то – за дезертирство, а одного мужчину приговорили к смерти за то, что он помочился в кружку своего товарища. Видимо, тому не понравилась шутка. Иногда казнят без видимых причин. Впрочем, разве они нужны? Война хочет уничтожить всех нас, но некоторых оставляет в живых, чтобы они помогли ему достичь цели. Из-за частых казней атмосфера в лагере должна быть мрачной, но, куда ни глянь, люди болтают, смеются, плетут циновки и корзины.
Каждый здесь чем-то занят. Не знаю, назначают ли всем задания или желающие сами вызываются, но здесь есть люди, которые готовят, убирают, охраняют, ухаживают за лошадьми, роют выгребные ямы и занимаются еще сотней разных дел. Лагерь работает как отлаженный механизм.
Все вокруг кажется пугающе нормальным. Не представляю, как Война смог этого добиться. Как ему удалось сплотить людей, заставить работать, после того как он лишил их всего…
Однако кое-что все же не так, как обычно. Религия – в лагере ее словно не существует. Конечно, я здесь всего сутки, так что, возможно, нужно просто набраться терпения. Но до сих пор я не слышала ни призывов к молитвам, ни публичных проповедей. Ничего, что помогло бы узнать, в какого бога верят эти люди. Единственные признаки религиозной жизни, которые я заметила, – это символы веры, которые люди носят на себе. И все. В остальном Бога здесь словно не существует. Весьма иронично.
Я возвращаюсь в палатку. Ко мне никто не приходит, не назначает заданий, и на улицу я выхожу только за едой или по зову природы.
Наконец, громоподобный стук копыт заставляет меня вылезти из моего убежища. Солнце катится за горизонт, дневной жар постепенно уходит. Из соседних палаток тоже выглядывают женщины, смотрят в ту сторону, откуда доносится шум.
– Они идут, – слышу я шепот.
Большинство жителей лагеря устремляются к центральной поляне. Любопытство влечет меня следом за ними. Я едва успеваю добраться туда, когда по лагерю проносится дюжина всадников, вздымая клубы пыли, топча кусты. Возглавляет процессию Война. И он, и его воины с головы до ног покрыты кровью. Вернулись из очередного набега…
До сих пор я даже не задумывалась, что здесь еще есть, кого убивать. Армия Войны вчера неплохо «потрудилась». Но Иерусалим – большой город, и рядом с ним немало поселений. Пожалуй, даже жуткой армии Войны нужно больше одного дня, чтобы стереть их с лица земли.
Вновь звучат барабаны, от этого звука кровь стынет в жилах. Война врывается на поляну, люди разбегаются в стороны. Я сглатываю, увидев его кроваво-алого коня, который даже не замедляет шага, когда Всадник спрыгивает на землю. Следом на поляну галопом влетают сопровождающие Всадника воины с красными лентами на плечах.
Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 106
