обезьян забравшись на Корыто. Я сидел, в легком офигении наблюдая, как три нечесаных тени в воплями, руганью и смехом быстро бегают туда-сюда, то забираясь на мачту, то прыгая в трюм. Бочонки из каюты вытянули, проверили, усатый тут же прыгнул с пустым за борт и погреб к берегу.
Вернулся, кстати, не только с полным запасом, но и со скатанными в рулон циновками, как бы не теми самыми, которые раньше хижиной были.
Парус приподняли, развернули, тут же опустили, отвязали и перезакрепили удерживающие веревки, бородатый залез на мачту и что-то там долго поправлял. Вообще, деятельность у них была определенно созидательной. Хотя на меня, сидящего на береговом камешке, поглядывали то и дело, я величественно молчал. Чего самодурством позориться? Явно же, что все трое службу знают, себя уважают, команды не требуют и даже согласны делать вид, что главный — я. Мне достались трое своеобразно вышколенных опытных моряков… Ну не попаданец ли я после такого рояля?
Хотя морды у них бандитские и насчет того, как они на этот остров попали, имеются определенные предположения. Ладно, кто без греха…
Наблюдения за этой троицей показали, что в их культуре сдержанность явно не котируется. Или это они на острове так одичали? Постоянно крики, жестикуляция, всяческие позы и даже один раз чуть-чуть кулаками помахали. То, что кто-то занят делом, ничего не отменяло, его могли тут же вовлечь в шумный спор, все тут же бросалось и начиналась новая работа. Но как только ее завершили, матрос вернулся к прежней.
Меня обходили примерно как статую божества. То есть всяческое дежурное почтение оказывали, но принять участие в делах не приглашали. Видимо, понимали бесполезность.
Да, по сравнению с моей новой командой, я выглядел натуральным барином-книгочеем. Сытый, кожа гладкая, руки без мозолей, тело без шрамов. У всех троих имелась поротая спина со следами наказаний, а мне лишь в детстве тапком доставалось. Мягким.
Философски решив, что все к лучшему, я самоустранился от суеты, занявшись привычным делом. Сидел на берегу, опустив ногу в воду и жгутом нащупывал дно. Весь заливчик из конца в конец достать не удавалось, тут метров сто от входа до края, но большую часть промерил. Глубины так себе, до трех метров, и дно захламлено чем только можно. Заросший водорослями топляк, камни всех размеров, усыпанные щетиной ракушек, прочий мусор естественного происхождения, вроде птичьих перьев вместе с обглоданной крабами тушкой. Не курортное место, ни разу, натуральная природа во всем естественном безобразии.
Подцепив потоком краба покрупней, стал вымывать его к берегу. Краб отчаянно пытался уплыть, так что тренировочка получилась нелегкой, но потом под звучный «хлюп» из воды вылетела моя добыча и упала среди камней. Сзади раздался удивленный вопль, я оглянулся: усатый матрос скинул корзину с плеча и ловко поймал шевелящего ножками и клешнями краба. Секундное замешательство, корзину набок, странные продолговатые клубни вон, краба внутрь. После чего матрос дружелюбно осклабился, но уже как-то не так. Уважение ко мне в его глазах резко снизило градус.
Нет, я все еще был главным, но из разряда «Ваше Высокопревосходительство» перешел куда-то в «тащ майор». То есть начальник, не вопрос, но практически свой парень. Усатый даже шутить пытался, судя по интонациям, хотя и довольно заискивающе. При этом совершенно по-кошачьи смотрел на воду, ловя момент, когда я выброшу струей воды следующую рыбину или краба, после чего добыча отправлялась на кукан или в корзинку.
Абориген ощутимо расслабился, поняв, что я не только ветром владею. Но в чем причина? Да черт его знает.
Постепенно стемнело, матросы на берегу развели костер, ловко поклацав вынутыми из висящих на шее ладанок огнивами. Главное сокровище экспедиции, большой трехлитровый горшок, наполнился крабами. Кашеварил бородач, подкладывая в булькающую воду какие-то корешки и покрикивая на мешающих неумех.
Принесенные длинные клубни зарыли прямо в золу, к ним добавилась здоровенная пупырчатая «дыня», которую раскололи на части, выковыряв из белой мякоти что-то похожее на мягкие большие семечки размером с мандарин. Эти тоже разложили на камнях поближе к огню.
Короче, поляну накрыли знатную.
Есть сели строго в определенное время и пока я не взял первую печеную «мандаринку», внимательно ждали. Какой-то местной традиции с молитвой я не нарушил, а вот то, что начинает трапезу старший, это понятно. То есть я тут капитан и с этим все согласны? Ладненько.
Авось не зарежут спящим.
Беспокоило только одно. Я, все-таки, из другого мира, так что иммунитета против местной простуды нет. Да и у матросов моих нет карты прививок, так что…
А что делать? Если кто кашлянет, я напрягусь. Но все иное — в руке судьбы.
Глава 8
Конечно, без накладок не обошлось.
К примеру, меня осторожно прощупали, выделив для этого Усатого.
Утром тот как-то совершенно случайно, причем очень напоказ, харкнул на палубу Корыта. Разумеется, оставлять такое я не собирался, так что нарушителя сразу ветром унесло за борт, а пока он выныривал, я спустился и дотронулся до воды. Порка должна быть показательной и справедливой, без этого никак, поэтому течением грязнулю протащило под дном, слегка задевая за камни, потом в другую сторону, и лишь после полоскания вытолкнуло на поверхность.
Остальные двое стояли рядом со мной и сурово выговаривали отфыркивающемуся товарищу. Мол, как же это вы, матрос Усатов, не соблюдаете правил гигиены в присутствии самого Товарища Капитана?! Нехорошо так подводить коллектив.
Впрочем, под моим скептическим взглядом оба тут же приняли виноватый вид.
Ладно, хотите в иерархию, ну так давайте. Все равно мне старпом нужен, не капитанское это дело, мелочами заниматься. Все равно в них ничего не понимаю.
Как только свежеискупанный вылез из воды, я прикинул, поманил к себе зачинщика — гололицего, который мне волшебный жемчуг вручал — и хлопнув его по плечу показал, что он — выше двух остальных. Показал наглядно, отмерив сначала свой рост, потом его — пониже, а двум остальным одинаково провел горизонт на уровне живота.
Поняли сразу и без сомнений.
Старпом что-то залопотал, ритуально-благодарственное, мол обязуюсь честным трудом искупить и оправдать, потом повернулся к матросам и живо поменял интонации. Я вслушивался в речь, пытаясь уловить знакомые слова, но все было совершенно чужим. Радовало, правда, что это не тональный язык, или как они там называются, когда произнесенное выше или ниже слово имеет другой смысл. Говорилось все четко, без подвываний, хотя даже по интонациям было понятно, что большая часть сказанного нецензурна.
Остановив его, ткнул пальцем в грудь:
— Имя у
