доля, – крякнув, подытожил мужик. – Но мы отвлеклись с тобой. Ты вообще, Лариса Васильевна, агрессор, как я погляжу. С людьми надо по-доброму, с лаской. А ты исключительно кулаком по столу.
Лариса попыталась было еще что-то сказать, но поняла, что сейчас не стоит.
– Вот тебе направление на доску. И иди с богом.
– Спасибо. – Лариса и вправду не умела быть ласковой. Может, потому, что от матери той ласки не получила. И все же под конец не сдержалась:
– И вот, кстати, Прасковье-то вы с ее душой досок не дали!
– Иди уже подобру-поздорову. Намучается с тобой мужик.
Да, все говорили про тяжелый характер Ларисы. Ну, а как иначе? На кончиках ее инструментов человеческие судьбы. И она за них в ответе.
= 9 =
В райцентре не обманули, материал для починки крыши доставили достаточно быстро. Лариса тут же нашла Андрея. Дело несложное, в последнее время парень как будто бы все время был под рукой. Стечение обстоятельств?
Лариса юношу никак не отмечала. Зачем он ей? Ей важна была крыша. А он просто инструмент. Для починки. Лариса провела Андрея по палатам, показала старух послеоперационных с тазиками в руках и сказала:
– Слушай, парень, я в этом вообще ничего не понимаю. И понимать не желаю. Каждый должен делать свое дело. Но за неделю, будь добр, эту ситуацию исправь. Не приведи господь, твоя мать вот так сюда попадет.
– Так нет матери. – Андрей посмотрел на Ларису большими, какими-то воловьими глазами. Ей стало стыдно, и что-то шевельнулось в душе. Она закусила губу, но прощения просить не захотела. – Все, что от меня зависит, я сделаю. Тазиков тут больше не будет, я проверил – материала хватит. Кровля и старая пойдет, она тут на века.
Лариса думала, что разговор закончен, но парень не торопился уходить. Она вопросительно посмотрела на молодого человека и как-то даже остановила на нем взгляд. А он ведь ничего вроде. Видный. И вдруг, словно ушатом холодной воды, плеснул ей Андрей прямо в лицо:
– Но вот только ты людей не обижай. Все знают, что ты врач самый лучший. Но оставайся хорошим человеком. Одно без другого не работает.
Сказал, повернулся и ушел. Лариса задохнулась от обиды. Зачем он с ней так? Вот ведь гад! Мало того, что тыкает, еще и критикует. Она совершенно упустила из виду, что сама практически со всеми была на «ты». Она – врач. Ей можно.
Стало быть, она человек плохой? Сама не живет, вся жизнь в этой больнице и в пациентах! А от нее, значит, все сюсюканий ждут? Это что ж получается? Лариса шла по коридорам больницы, не отвечая на приветствия, чувствовала, как пылает лицо, и боялась даже подумать о том, что этот, как ей почти показалось, приятный парень прав.
Ни от кого она таких откровений никогда не слышала. Хотя от кого ей и слышать-то было? Она действительно давно не смотрела по сторонам. Заместила все работой. Ей казалось, что только так она станет настоящим специалистом. Впервые за свои двадцать восемь лет она вдруг круто задумалась и остановила мысленно свой бег.
Кое-как закончила рабочий день и пошла домой. В своем углу, который снимала у тети Раи, вдруг неожиданно расплакалась. Она даже не заметила, как сзади подошла старая женщина:
– А ты и поплачь. А то все как вроде генерал. Только шашки в руках нету. А все «махаешь», «махаешь». И на кого? Вокруг-то «человеки». А они разные. Всех повырежешь, кто останется? К человекам – к ним ко всем нужно с поклонами. Пока нагибаешься да разгибаешься и махать перехочется. А потом разговор начать неспешный. Я на свете долго живу. Может, и сгорбилась от поклонов, но люди ко мне и с добром, и с душой. И внутри у меня всегда свет.
А к Андрею Лариса начала присматриваться. И вот ведь странно, парень постоянно попадался на пути. Или она так свои дороги теперь строила? Но работы по починке крыши постоянно перепроверяла. Закончился рабочий день, она – туда. А парень стучит своим молотком. Сначала она просто заглядывала. А в один из дней присела на досточку и засмотрелась.
Смотрела и думала о своем. Вот человек занимается делом. Настоящим делом. Он обычный плотник. Не то что она – врач. И ему до нее, как до луны, стало быть. И вроде как снисходительное у нее к нему отношение. Понятно дело, она училась семь лет. А перед этим еще в училище. И теперь всю жизнь еще учиться. А он что? Средняя школа, потом ремесленное. И матери, стало быть, нет. А может, и вообще детдом. Они – дети войны – такое пережили. Никому не приведи господь. Она изо всех сил старалась выучиться, поменять жизнь, выйти из зависимости от бедности и всем доказать. А он? Он, выходит, доказать не хотел? Почему после ремесленного в институт не пошел?
Лариса наблюдала за парнем, и разные мысли лезли в голову. И злилась на него за его красивый труд, за то, что ломал в ее душе какие-то стереотипы. Но ведь с какой любовью работает мужик! Не торопясь, обдумывая. Не получается, сядет, перекурит. И все смотрит, смотрит. Потом резко затушит папиросу, сплюнет и начинает работать в два раза быстрее. Ее, Ларису, как вроде и не замечает. И руки у него красивые. Большие, рабочие, но пальцы длинные, и ногти выпуклые такие. Такие руки и музыканту подошли бы.
– Хочешь, спою тебе?
– Давай. Я музыку люблю.
– А что спеть?
– А все равно.
И Лариса тихо затянула на украинском языке:
Ой, у вишневому саду, там соловейко щебетав.
До дому я просилася, а він мене все не пускав,
До дому я просилася, а він мене все не пускав.
О, милий мій, а я ж твоя, дивись, яка зійшла зоря,
Проснеться матінко моя, буде питать, де була я,
Проснеться матінко моя, буде питать, де була я.
Голос у нее был несильный, низкий, немного хрипловатый, но пела чисто и душевно. Песня была откуда-то из детства, когда мать ее еще к себе прижимала и пела на ночь. Только когда эту песню затягивала, вспоминалась та нежность матери. Давно ж это было.
Андрей работать не прекращал, но молотком своим стучал тише, как вроде прислушивался. А в какой-то момент сел на своей лестнице и просто слушал.
– Ты меня прости за
