Ознакомительная версия. Доступно 45 страниц из 222
дневник я начал вести 9 ноября 1948 года, в 16 лет, с такой примечательной фразы: «Снова дома вместо школы». То есть прогульщик. Что сказать с позиции лет? Конечно, был глупый. Конечно, был наивный. И конечно, не задумывался о своём будущем.
Первые тетради дневников по соображениям семейной цензуры я уничтожил, о чём сегодня очень сожалею. Но последующие дневники, начиная с 1950 года, сохранил. Уничтожил 1948 год, жалко провала в хронике лет, и поэтому попытаюсь что-то восстановить по памяти.
Энциклопедический справочник Larousse выделил в политической жизни СССР несколько событий: восстание заключённых Печорских лагерей, убийство в январе спецслужбами выдающегося актёра Соломона Михоэлса и смерть в августе 52-летнего Андрея Жданова, отвечающего в Политбюро партии за культуру в стране и ставшего инициатором зловещего постановления ЦК о литературных журналах.
Итак, Жданов умер, и, казалось бы, мне, ученику, закончившему 7-й класс и перешедшему в 8-й, дела нет до сталинского сатрапа (конечно, таких слов я тогда не произносил и не знал их, до разоблачения культа личности тогда было ещё далеко), и тем не менее дату 31 августа я запомнил. Мы с дружком Славой пошли в парк Горького на танцверанду «шестигранника» потанцевать, – и облом: «в связи со смертью товарища Жданова все культурные мероприятия отменяются». Мы не скорбели, мы, мягко говоря, огорчились: при чём тут Жданов, когда всем молодым хочется потанцевать, постилять…
И тут, разумеется, есть повод поговорить о танцах и джазе. Соседка по дому Лида Николаева начала меня учить танцам лет в 14 – танго, фокстрот, вальс почему-то не давался. А потом в моду вошёл американский джаз, разные там буги-вуги, и молодёжь с ума сходила по музыке, исполняемой оркестром Гленна Миллера, Дюка Эллингтона и других джазистов. «Александер регтайм», «Караван» и прочие музыкальные шлягеры. Не буду сейчас напрягать мозги, а лучше процитирую свою публикацию «Сан-Луи – город нашей юности», напечатанную в январском номере 1997 года газеты «Мир печати» (и такая была). Вот этот текст:
Сегодня никого ничем не удивишь. Ни войной, ни модой, ни сексом, ни некрофилией, ни киллерством – ничем. Привыкли. С экрана и с эстрады можно увидеть и услышать такое!.. Хорошо ли, плохо ли, но можно… А вот были времена совсем другие. Светлые, советские. О них некоторые седовласые граждане льют слёзы. СССР как оплот мира и социализма, ни преступности, ни проституции, – порядок, как в казарме. И тишина! Только по праздникам литавры, пафос и ликование под портретами вождей. Золотые гулаговские времена!
Когда это было? Конец 40-х – начало 50-х годов. Нам по 16–18 лет, и мы бросаем вызов обществу. Нет, не политический и не экономический (об этом не могло быть и речи!), а примитивно бытовой. Мы против серых неказистых одежд. Мы против бодряческих и маршевых песен. Мы – это так называемые «стиляги», – за новые отношения между молодыми, где есть место не только подвигу, а простым человеческим «вещам» – любить, петь, танцевать, веселиться. Мы как бы инстинктивно чувствовали, что с возрастом ЭТО пройдёт, и старались своё получить сполна.
О, Сан-Луи, город стильных дам,
Крашеные губы он целует там.
Девушка хохочет,
Полная любви огня,
С ней мой любимый хочет
Позабыть меня…
«Сан-Луи» – одна из любимых песенок стиляг, хотя по тексту и немудрящая, и глупенькая.
В те годы было много популярных песен. И про артиллеристов, которым «Сталин дал приказ», и про весёлый, вольный ветер, который «обшарил всё на свете», и про паровоз, который летит вперёд, а там впереди – «в коммуне остановка» и т. д. Но почему-то подобное петь не хотелось, тем более открыто призывное: «Вперёд, в поход, герои-патриоты, / Родной страны – родные сыновья, / Стрелки, танкисты, снайперы, пилоты…» А если я, к примеру, не танкист, а артист балета, то что тогда? Ты родине не нужен?..
Нет, нам, молодым, не хотелось всего этого официального и насквозь пропагандистского, душа требовала иного – камерного, личного, интимного, чего-то иностранного, вроде «Бесаме мучо» – что-то тягуче завлекательное…
Стиляги – обычные парни, которые жаждали новизны и поэтому с упоением пели: «Падн ми, бойз, из дет Чаттануга-чуча!..»
Всё это прорывалось сквозь железный занавес и запреты на всё чужое, инакое. А как известно, всё запретное всегда сладкое, и мы с придыханием смотрели и «Серенаду солнечной долины», и «Девушку моей мечты», и прочие западные фильмы.
Расскажи, о чём тоскует саксофон,
Голосом своим терзает душу он…
Или вот ещё была иностранная песенка с русскими дурацкими словами: «Мы идём по Уругваю, / Ночь – хоть выколи глаза. / Слышны крики попугаев / И гориллы голоса…»
Охочих до «Уругвая» и «Сан-Луи» хватала милиция, их прорабатывали на комсомольских собраниях, о них печатали хлёсткие фельетоны, короче, боролись в «нездоровыми явлениями в молодёжной среде». Сага о стилягах неизменно попадала в рубрику сатирического журнала «Крокодил» – «Вилы в бок». Печатались язвительные басни, типа:
Ты его, подруга, не ругай!
Может, он залётный попугай,
Может, когда маленький он был,
Кто-то его на пол уронил…
Но били по стилягам и похлеще, с политическим прицелом:
Сегодня он играет джаз,
А завтра родину продаст…
…Сегодня умудрённый опытом, седой и уже старый, я с завистью смотрю на молодых, но при этом мало что понимаю в их новой молодёжной субкультуре: у каждого поколения свои песни, своя «Чуча». И Бог им в помощь!.. (Перепечатано с сокращениями 17 декабря 2018 г.)
Ещё немного добавлю в тему. 25 января 1996 года писатель и драматург Виктор Славкин, с которым мы вместе снимались в ТВ-сериале «Старая квартира», подарил мне свою книгу «Памятник неизвестному стиляге» с дарственной надписью: «Юрию Николаевичу мой посильный вклад в библиотеку». В книге Славкина представлена снискавшая большую популярность пьеса «Взрослая дочь молодого человека», посвящённая воспоминаниям компании повзрослевших стиляг.
«Наш Бэмсик – первый стиляга факультета, король джаза. А как ходил, как ходил!.. небрежно! На голове кок. Галстук с драконами болтается по полу… пиджак, плечи на вате – во! „А мой пиджак, а канареечного цвета, тот не чувак, кто не носит узких брюк…“»
Славкин привёл в своей книге много всяких перлов: и как восхищались стилягами, и как ими возмущались, девушки-патриотки решительно говорили: «Я не лягу / Под стилягу…»
Но вернусь к себе. Я танцевал на многих верандах и площадках: парк Горького, Сокольники, Мытищи, ресторан «Москва», дворец ЗИС (потом сменили на
Ознакомительная версия. Доступно 45 страниц из 222
