Ознакомительная версия. Доступно 3 страниц из 12
несчастьям пошёл дождь. Тётя Катя поскользнулась и упала, разбив ещё и колено больной ноги. Она заплакала, завыла от боли, а надо было ещё подняться на дорожную насыпь, что казалось ей теперь невозможным. Несчастная женщина уже решилась оставить свою добычу, как вдруг увидела идущего по дороге мужчину. Он тоже заметил её, спустился с шоссейки и подошёл к ней:
– Это ты, Катя? Давай свой мешочек, – и, взметнув его на плечо, пошёл потихоньку впереди, так чтобы она успевала ковылять за ним с помощью штакетины.
«Кто это?» – подумала она, потому что голос мужчины показался ей знакомым. Но благодарность заглушила любопытство, и тётя Катя стала думать, как отблагодарить своего спасителя: дать ему бутылку водки, которая стояла у неё в холодильнике, или хватит трёх рублей на круснуху.
Но вот они дома. Над крылечком под навесом горела лампочка. Незнакомец поставил мешок на ступени и сказал:
– Ты, Катя, в следующий раз поменьше зерна насыпай: не надрывайся.
И тут только в электрическом свете, чуть не упав от страха, узнала она мужика. Это был их участковый, которого народ попросту, по-домашнему называл «урядником».
Несколько следующих дней, сидя дома с ногой в гипсе (корова, таки, сломала ей ногу), тётя Катя дрожала, ожидая вызова к директору, или визита «урядника», но ни того ни другого не последовало, и позже, встречаясь с ней, участковый делал вид, что ничего не знает.
Долго, невероятно долго стояло, как айсберг среди бушующих волн, Новикóвское ОПХ. Ещё слушались старые хозяйственники научных рекомендаций и сеяли сортовыми семенами высоких репродукций, которые покупали в «Новикóвском» по выгодным для него ценам, но уже начал таять, осыпаться в пучину могучий айсберг, разрушаться вместе с лучшей в мире советской системой семеноводства, построенной бескорыстным трудом многих-многих замечательных людей.
Переменился и Алексей Иванович. Всё чаще думал он о своих заслугах, и о том, что несправедливо скупо вознаграждены они. Видел, как растут вокруг Города коттеджи руководителей нового типа, убеждённых, что совесть категория неэкономическая, слушал упрёки семьи, что не смог доставить родным даже самого малого благосостояния, и убедил себя в том, что имеет право подумать, наконец, о себе.
Сам же нарушил он Устав предприятия и учредил на его землях с детишками своими Иванцем и Наташкой кооператив «Радуга». Дети, правда, жили в Городе и в сельском хозяйстве ничего не смыслили, но Алексей Иванович управлялся за себя и за них так ловко, что затрат «Радуга» не имела вовсе, а были одни доходы. Через два с небольшим года у Наташки и Иванца оказались под Городом в живописном месте двухэтажные коттеджи, а в самом Городе, в новостройке по трёхкомнатной квартире.
Всё бы хорошо, но за проделками старого директора уже внимательно наблюдали горящие от вожделения глаза лиц с криминальными наклонностями. В один недобрый день в кабинет Алексея Ивановича вошёл очень обаятельный человек, лукавая физиономия которого излучала неподдельную радость от состоявшейся встречи. Во всех подробностях, яркими красками описал он директору все его художества и предложил на выбор два варианта дальнейшей своей судьбы.
По первому варианту Алексея Ивановича ждало следствие, позорный суд, и конфискация преступно нажитой недвижимости. По второму он банкротил хозяйство, отдавал его под внешнее управление и с почётом уходил на пенсию со всеми детишкиными квартирами и коттеджами.
Алексей Иванович сидел мрачный, дышал как загнанный конь и выбрал второй вариант. Не откладывая дела в долгий ящик, он взял в банке огромный кредит и тут же омертвил его, вложив в явно провальный проект, и проделав эту нехитрую операцию несколько раз, пользуясь дотоле безупречной репутацией, довёл своё хозяйство до ручки, или до «кискина крика», как говорил дядя Вася. Через два года Новиковское ОПХ имело уже больше ста миллионов рублей долга, каждый год по десять миллионов убытка и было отдано под внешнее управление, а затем продано таинственному инвестору, имя и местонахождение которого знало лишь несколько человек на свете. Управляющим стало то самое лицо криминального вида, предлагавшее Алексею Ивановичу варианты его судьбы.
В частной беседе изложило лицо программу развития хозяйства: «На местных нам плевать, пусть выживают или спиваются – это их проблемы. Весной приезжаем, сеем, оставляем охрану. Осенью приезжаем, убираем, продаём урожай, засыпаем семена, оставляем охрану, уезжаем до весны».
Ни тётя Катя, ни дядя Вася с этой лаконичной программой ознакомлены не были и, как всегда, купили весной тридцать цыплят: десять несушек и двадцать бройлеров.
В конце июня тётя Катя сказала мужу, что зёрнышки кончились, и дядя Вася, уже седой, толстый, с одышкой, дождавшись вечерних сумерек, отправился на ток. Вместо деда Прохора с Тузиком ток охраняли совсем другие люди, привезённые Управляющим. В новое время привилегированными работниками хозяйства были вовсе не трактористы, комбайнёры и доярки, а именно эти охранники, получавшие за свой нелёгкий труд едва не впятеро против них.
Дядя Вася решил уклониться от встречи с незнакомыми людьми и, обойдя ток кругом, залез в одну из дыр в железном заборе, которая осталась ещё со времён Тузика. С удивлением обнаружил он, что от разгильдяйства, царившего при Алексее Ивановиче, не осталось и следа, все склады намертво закрыты и попасть в них совершенно невозможно. Но дядя Вася был хорошо знаком со складским хозяйством центрального тока и помнил, что есть ещё один небольшой склад, в котором раньше можно было выдернуть дверную накладку. Только бы новые хозяева не починили её!
Пробравшись к складу и выглянув из-за его угла, он внимательно осмотрел подходы к двери: кругом никого не было. Всё тихо, на всей территории тока ни одной горящей лампочки, и дядя Вася успокоился, полагая, что охранники спят или смотрят футбол по телевизору. Он подошёл к двери, потянул за пробой. И он подался.
«Ага, – обрадовался дядя Вася, – и у собственников не до всего руки доходят!»
Он дёрнул пробой посильней, и тот ещё немного подался. Вспоминая прежние походы в этот склад, дядя Вася прикинул, что в стене осталось не больше одного-двух сантиметров. Он пошатал пробой – болтается свободно. Просто заело где-то. Рычажок бы, нажать хорошенько и выскочит. Если поискать, железяк-то кругом много валяется.
Дядя Вася повернулся, ища на земле, и увидел в метре от себя пыльные носки ботинок. Он вскинул голову: перед ним стоял человек в чёрной бандане, на голову выше него ростом, выперев ему навстречу круглое брюхо, обтянутое майкой с белым черепом и надписью не нашими буквами. За ним чуть поодаль стояли ещё двое с бритыми черепами.
– Э, мужик! – сказал толстый. – Что за дела!? Ты чё здесь делаешь?
– Я?
Ознакомительная версия. Доступно 3 страниц из 12
