И чтобы она же в ответ так же! А любовь-то она сильнее урагана, сильнее землетрясения, сильнее условий любых. Коли одна хилая искорка может мрак разогнать, то на что же способен большой костёр? Зашумели два мира – Явь и Навь – задрожали, спутались, раскололись. Что за диво? Куда девать теперь эту чудную любовь-то? Чувства ведь никогда никуда не деваются. Они живут с людьми в их сердцах, и никуда не исчезают даже после смерти. Но с такой-то любовью что делать? Куда девать запретную? Когда жизнь вдруг полюбила смерть?
***
Затрясло мироздание косматой головой: «Чур меня, чур меня! Встань Всё на свои места!». Сказано – сделано. Всё как смогло, так и встало.
***
Почувствовала вдруг Марашка, как сердце по-новому забилось, как кровь потеплела, как грудь вдруг задышала. И боль жгучая прошла, и плоть из ловушки освободилась. Отшатнулась от объятий изумленная Марашка. И принялась сама себя разглядывать.
А пес Чеснок вдруг начал радостно лаять. У Марашки от испуга мурашки по коже побежали! Подул ветерок лесной, и стало ей холодно! И Чернобор во все глаза на неё смотрел. Увидел, как зарумянились у возлюбленной щеки. Как губы до того бледные вдруг покраснели, стали красные, будто бычья кровь. Глаза по-новому заблестели. Ещё краше стала, чем прежде. А ведь и так было глаз не оторвать!
– Что же это со мной, Светозар? – только и смогла она вымолвить.
– Ожила ты, Марашка… – сам едва верил в свои слова Чернобор.
Ущипнула себя она – ух больно!!! Ну точно – ожила! И тут же принялись в голове воспоминания мелькать. Вся жизнь прошлая к ней вернулась в разум.
– Не Марашка я, – замотала девушка головой. – Морошкой меня матушка назвала. В честь любимой ягоды… Это я потом вспомнить не могла ни как звать, ни откуда родом. Вот и придумала себе, что на ум пришло…
А уж кто имя свое наречённое вспомнит, тот и связь с родом своим обретает. Тут уж и всё остальное на место встаёт! Вспомнила тогда Морошка всю свою судьбу. Как жила она на краю леса в доброй избушке. Той самой, что нынче проклятой зовётся. Той, где Чернобор обосновался. Много юношей за Морошкой ухаживали, да никто не мил ей был. Кругом подружки замуж выскакивали. А через полгодика уже животом вперед ходили. Морошке грустно было одной, но и абы за кого она тоже замуж идти не хотела. Знало сердце, верило, что предназначено настоящую любовь обрести. А все в деревне меж тем начали над Морошкой насмехаться. Засиделась, мол, в девках – что с ней не так-то? Однажды на праздник так и вовсе зло подшутили. Привязали к ноге бревно и заставили так по деревне весь день ходить, позориться. Тут уж Морошка совсем расстроилась… Пошла к подруге своей за советом. Подруга та ведьмой была. Неразумной ещё, молодой. Слова ещё не умела верные подбирать. Заглянула в Морошкину судьбу, да дурной знак там увидела. Взяла и брякнула подруге всё как есть! Мол, встретишь ты свою судьбу, да нескоро! Через 100 лет только любовь настоящая к тебе придёт! А пока суженный твой даже не родился ещё…
Как услыхала о такой печальной судьбе своей Морошка, так будто удар в самое сердце получила. Кто же сможет столько ждать свою любовь? Целых 100 лет? Да через столько времени кожа одряхлеет, спина горбом обрастёт, немощи измучают – кто ж её тогда такую полюбит? И что это за любовь такая будет? А до того? Всю жизнь без любви маяться? Выбежала от подруги Морошка вся в слезах. Так ей было плохо, что аж задыхалась она. Куда податься? Домой? Чтобы опять родные за разборчивость журили? Или прочь из деревни – где первые же разбойники над ней надругаются? Не знала, куда идти, как от самой себя убежать, от судьбы своей горестной. Бросилась в лес! Да с отчаяния и разум потеряла. От ужаса окоченела плоть, стёрлась память, сердце стало еле биться, а грудь только вздёргивалась по привычке, бездыханно. Бродила по лесу Морошка, всё больше в нежить превращаясь. Вот что боль душевная может с нежной душой сотворить! Не была Морошка ни на кого обижена, от того и злой не стала. Но и в мир людей не могла больше вернуться. Так и прошло сто лет.
А теперь вот случилось чудо. Пришла любовь настоящая, взаимная. И расколдовалась страдалица.
– Кто же та ведьма была? – спросил Чернобор. – Кто та твоя подруга? Помнишь её ещё?
Охнула Морошка. Это ж та, что ныне бабкой Мглою зовётся! Мудрее стала небось за 100 лет… Раз до сих пор жива и здорова.
– А ведь права твоя ведьма оказалась, – усмехнулся Чернобор. – Ровно через 100 лет я тебя встретил. Сбылось пророчество!
– Ох, – вздохнула Морошка. – Подругами же мы были… Не со зла она мне такое сказала… Пойти бы надо к ней, помириться…
Так и сделали. Пошли в гости к бабке Мгле. А та уже ждала их у входа. Знала ведь, что в этот день Морошкина судьба должна свершиться… Обнялись подруги:
– Не держу на тебя зла я, подруга! – сказала Морошка. – Не хотела ведь ты беды, по недомыслию лишнего сказала.
Заплакала на то старушка:
– Нам, ведьмам, недомыслие – худшим проступком считается. Уж раз берёшься с великими силами управляться, то нужно быть осторожной. Соизмерять поступки свои с последствиями. Так что проклята я за свою глупость… Ни имени у меня нет, ни счастья… Никто не помнит, как меня звать. А посему и счастье моё в пути затерялось. Кликало по имени – никто ему не отозвался…Так и не нашло меня… Вон, старая я, а всё несчастная, одинокая… И проклятая. Где я, там и злобища всякая вокруг копится… Аж лес весь мороком наполнился – всё моя вина. На моё проклятие сбежались они сюда. Наказана я жить в страхе вечном, и видеть, как земляки мои страдают от лиха разного…
– Но раз я прощаю тебя, то и мироздание должно простить, – заспорила Морошка. – Твоя неосторожность меня на сто лет мучений обрекла. Целый век я грустила там, в проклятом лесу. Ни сердца своего ни чувствовала, ни памяти не имела… Но я прощаю тебя. И имя твоё возвращаю. Велесой тебя звать.
И где же это видано, чтобы жертва измученная своего насильника простила? Вздрогнула земля, зашипели меж собой опять Явь и Навь.
***
От их пересуд снова мироздание растревожилось. Поёжилось оно, пофыркало: «Кто там опять? Что, снова та же Морошка? Ох, и надоедливы эти
