перехлестывало через край и давало повод для иронии, но тем не менее процесс шел своим чередом, и эмансипированные женщины одевались и вели себя иначе, чем это было принято в обществе. В воспоминаниях активной участницы женского движения Е. С. Некрасовой есть строки об одной из таких женщин, демонстрировавших «перехлест», и в чем-то похожей на карикатурный образ Авдотьи Кукшиной из романа И. С. Тургенева «Отцы и дети». Воспоминания лишены художественного вымысла и этим ценны. Описана некая Е. А. Макулова, княжеского рода, а в момент описываемых событий — нигилистка, находящаяся под надзором полиции, переводчица одной из редакций в Петербурге.
Воспоминания современников
Она была без кринолина — обязательной принадлежности тогдашнего женского костюма, с обстриженными в скобку, как у мужиков, волосами, в темном шерстяном платье. Маленького роста, некрасивая, войдя впервые в дом, крикнула резким громким голосом: «Что здесь баб-то принимают?» Во время спора она вскакивала с места, неистово кричала на весь дом и изо всей силы стучала кулаками о стол или стул — что подворачивалось под руку, при этом по-петушиному наскакивала на своего противника.
Воспоминания Е. С. Некрасовой[10]
Термин «нигилист» применил Тургенев для иллюстрации типичной психологии шестидесятника. В те годы в среде людей, сочувствующих переменам или в них непосредственно участвующих, получить прозвище нигилист или нигилистка было даже почетно, а прослыть кисейной барышней (термин, прижившийся с легкой руки В. Помяловского) — позорно. Для сознания простых обывателей, внимание которых концентрировалось лишь на внешних признаках — одежде, прическе, манере поведения и т. п., — все было наоборот: образ нигилиста, а тем паче женщины-нигилистки представлялся пугалом.
М. В. Трубникова
Обычай одеваться нарочито просто, игнорируя мнение окружающих, стал одним из новых поветрий. Замечательный ученый и человек А. А. Любищев являлся одним из людей нового поколения, и его рассуждения по поводу одежды интересны в данном контексте. Он считал, например, что для ученого целесообразно держаться самого низкого уровня приличной одежды, потому что, во-первых, не стоит конкурировать с теми, для кого хорошая одежда — предмет искреннего удовольствия; во-вторых, в скромной одежде — большая свобода передвижения; в-третьих, некоторое даже сознательное юродство неплохо, ибо является полезной психической зарядкой для выработки независимости от окружающих[11]. Здесь шла речь об ученых, но идея «независимости от окружающих» относилась ко всем новым людям, в том числе и к женщинам-нигилисткам. В их манерах могли присутствовать эпатаж, бравада. Безжалостно стригли косы, женские шляпки заменяли мужскими. В одежде могло быть грязное ситцевое платье в чернильных пятнах, надетое нарочно, а вовсе не от небрежности или нечистоплотности. Или другой вариант: кумачовая косоворотка, выглядывающая из-под плисовой поддевки — явная демонстрация мужской манеры одежды и поведения. Это примеры крайностей. В общей массе «независимость от окружающих» подчеркивалась отказом от «глупостей, уподобляющих женщин дикарям» — брошек, колец, сережек и т. п., скромностью одежды, манерами и поведением, для которого было характерно пренебрежительное отношение к пустой светской болтовне и кокетству, появление на улице без сопровождения, посещение лекций, участие в мужских спорах и т. п. Это последовательное поведение закаляло силу воли, так как противостояло мнению толпы обывателей, которая встречала женщин новой формации усмешками и открытым возмущением. Но порой безоглядное стремление сравняться с мужчинам приводило к искусственно достигнутому мужеподобию.
А. П. Философова
Н. В. Стасова
Власти как умели боролись с вызывающим внешним видом женщин. В этом смысле показательно распоряжение нижегородского губернатора, согласно которому «все женщины, носящие круглые шляпы, синие очки, башлыки, коротко остриженные волосы и не носящие кринолинов, признаются нигилистками, забираются в полицию, где им приказывают скинуть все эти наряды и надеть кринолины, а если они не послушаются, то высылать их из губернии»[12].
Важным событием для шестидесятников XIX века стал выход романа Н. Г. Чернышевского «Что делать?», где тема эмансипации была поднята до уровня наиболее значимых проблем современной жизни. Центральное место в романе занимает тема любви и новых, свободных форм брака как средства преобразования патриархальной семьи.
Новые люди противопоставляли семье либо свободные союзы, либо фиктивные браки, заключенные по идейным соображениям во имя освобождения женщин из-под родительской опеки. Решиться на фиктивный брак было в то время смелым гражданским поступком, в основе которого лежали благородные цели: освободиться от семейного ига и служить народу. Вступив в фиктивный брак, женщина получала мужа-единомышленника, который давал ей разрешение поступить на службу, учиться, уехать за границу для получения диплома о высшем образовании. Одним словом, это был путь к свободе, и девушки им воспользовались. Судьбы их складывались по-разному. Многие фиктивные браки стали фактическими, а в других случаях распались, став помехой в личной жизни фиктивных супругов. Известны истории, когда гражданская (фактическая) жена и фиктивная (законная) супруга, имевшая также свою личную жизнь, а иногда и детей, жили под одной крышей.
Возникали странные семейные комбинации, когда, глядя на детей, трудно было понять, кто от какого союза происходит. Сексуальная свобода имела немало отрицательных последствий. Распространенние гражданских и фиктивных браков с неизбежностью расшатывало моральные устои общества. В среде новых людей известны были тройственные союзы: женщина и двое мужчин. Было это так: законный муж уступал место мужу гражданскому и сохранял дружеские отношения и идейную связь с женой, уважая ее новые чувства к другому мужчине. Существовали часто под одной крышей. Сформировывался своеобразный гендерный контракт. Из наиболее известных союзов подобного рода следует упомянуть семью Панаевых — Некрасова, Шелгуновых — Михайлова. Даже автор романа «Что делать?» Н. Г. Чернышевский с его безграничной любовью к жене не избежал ситуации любовного треугольника, когда в жизни жены появился другой человек, и Чернышевский на практике пережил сюжет собственного романа. Фактически шло размывание одной из основных ячеек общества — семьи, исторически имевшей глубокие социально-экономические основы.
Известный фиктивный союз — брак Софьи Ковалевской. Отец ее был открытым противником эмансипации, считал ее мерзостью. Фиктивный муж, В. О. Ковалевский, — участник революционных кружков 1860-х, польского восстания 1863, солдат гарибальдийского отряда, человек, связанный с Герценом. Он ввел жену в круг новых людей, захваченных идеями служения науке, обществу, народу. Вместе с мужем Софья поехала учиться за границу. Однако «фальшивая нота» отравляла им жизнь. На какой-то период брак стал фактическим, родилась дочь, но в итоге союз распался. Ковалевский покончил жизнь самоубийством в 1883 году. Наука же получила талантливую женщину-математика.
С. В. Ковалевская
Вопросы семьи, брака, будущего русской женщины были настолько серьезны, что мимо них не мог пройти ни один крупный литератор того времени. Противниками Н. Г. Чернышевского оказались Н. С. Лесков, Ф. М. Достоевский, Л. Н. Толстой. Главные
