— Да больно надо! И кстати, я не понял, мы с Иркой — полезное или приятное? С каким вы нас решили совмещать?
— Ты — полезный, а она — приятная. Так тебя устроит?
— Б-г-г! Напиток осенний: «Рыбий жир с нотками мяты и Прованса». Только завтра и только у нас! Вот, когда завтра Витька у тебя Эльвирку отобьёт, как раз поведёшь свою Ирку попробовать.
— Вот так, Леночка сестричка! Охренеть, конечно, как прекрасно всё сложилось! Прям завидую стратегическому таланту родной сестры. Уроки буду брать. Ещё и денег отвалю. Хочешь?!
— Да не вертись, пока бинтую. Кто же знал, что так случится?! Какой-то внезапный человеческий фактор. Держи лёд ровнее! Завтра с фингалами, как панда будешь!
— Не сломал, а просто стукнул. Это просто ушиб, понимаешь? Через неделю рассосётся.
— Ну, может, полторы, я ж не доктор. Сам не захотел в неотложку ехать. Теперь терпи.
— И, всё-таки, брат, я не совсем понял, как так случилось? У тебя ж один кулак, как Витечкина голова. А вот, смотрите, ты тут сидишь, почти что панда при смерти, а Витёк целёхонький Эльвирку счас гуляет.
— Вашего Витька в зоопарк сдать надо! Если я — панда, то он — безумный койот. Он как услышал, что у нас с Эльвирой чики-поки, так прям сдурел. Прицельно, сука, бил. А запястье мне уже охранники вывернули, когда музей покинуть предлагали.
— Да никак! Всё очень плохо. Я такой кретин! Понесло меня, понимаете? Состояние аффекта. Ирка знает.
Глава 16. ИРИНА— Ириш, давай ещё бутылочку откроем? Тебе завтра ко скольки?
— Ни ко скольки. Позвоню, скажу, что в Пенсионном Фонде. Это ж Чёрная дыра. Зайдёшь, и с концами. Хорошо, если к вечеру выплюнет.
— Точно! Я однажды там весь день в очереди просидела!
— Это, когда ты дома осталась и никуда не пошла?
— Наверное. Не помню. Я так ещё в Медстрах «ходила». Но там к обеду пришлось выйти. Масштаб не тот. Где твой стакан?
— Вот так, Танюша. Ничего святого у меня и не осталось. Всё своим поганым сапогом раздавил: Эрмитаж, Родена, чувства, кой-что по-мелочи… самооценку там, мечты…
— Ир, ну какие там мечты он тебе раздавил? Ты ж о нём и не мечтала, правда? Солнышко моё, мы же с тобой поняли, что он сразу себе другую нашёл. Сегодня просто подтвердилось. Видишь, ему какие нравятся. А тебя он случайно выбрал. Чем-то зацепила, и свербит. Почесал и улеглось. Не обижайся только, ладно? Ты же знаешь, что я тебя люблю, знаешь? Вот. И счастья тебе желаю. Ну, не сложилось бы у вас там ничего при любом раскладе.
— А, может, и сложилось. Ты ж понимаешь, как-то так неудачно всё пошло. Хорошо, хорошо, а потом оп! И как с резьбы соскочило. С утра прям сразу не стой ноги встал. Или, может, позвонил кто и переклинило. А потом, как снежный ком — как понесло, и не остановишься. Я же чувствовала тогда, что это не всё, что он тоже хочет продолжения. Он был таким нежным…
— Ириш, ну по-любому б, не сложилось. Давай вот всё по полочкам, чтоб без эмоций. Он же тебе сразу не понравился. Как нашла коса на камень, помнишь? И мне, кстати, он тоже не понравился. Картинка только.
— И я ему не понравилась. Он сразу мне «тыкать» стал. Со всеми уважительно, а мне сходу на «ты». Я понимаю, я разговаривала вызывающе. Но это же не повод! Может, у меня критические дни, или там неприятности какие и я просто не в состоянии держаться. Может, у меня, вообще, гормоны и я беременная. Вот как он, Тань, с самого начала стал с беременной разговаривать!?
— Вот именно! Никакого уважения или, хотя бы, терпения к беременным. Как будто его не мать родила. Высмотрел во всей группе одну единственную в положении и давай глумиться! Это, вообще, что? Это нормальный мужик?!
— Может, у него какой-то детский страх перед беременными? Представляешь, это ж у меня ещё живота не видно. А на последних месяцах как он себя поведёт!?
— Хамло! Бескультурное хамло с детскими комплексами! Его когда мама в животе носила, башкой об угол парты стукнула. С тех пор у него тяга к знаниям и недоверие к беременным. Прям вижу, как это было!
— И я вижу. Травмированная башка и психика. Наверное, парта ещё.
— А что парта?
— Откуда мне знать?! Ну, поломалась, наверное. Ребёнок подрос, вот уже и в школу идти, а парта у него сломана. Мать-ехидна мальчику с утробы фобии прививала и мебель портила.
— Может, она тогда ещё не знала, что мальчик.
— Скорей всего, не знала. Тогда ж ещё УЗИ не было.
— Ну, вот и ответ! Это всё объясняет…
— Не, Тань, а вот ты мне, всё-таки, скажи, а вот зачем он её повёл к Родену?
— Может, ты ему как-то невнятно объяснила, что у тебя пунктик?
— Когда?
— Что «когда»?
— С чего вдруг, у меня пунктик?! Я просто эстет.
— Ну во-о-от!
— А что «вот»?
— Слушай сюда: он думал, у тебя пунктик. А ты — беременная.
— А он — эстет!
— Видишь, ты всё понимаешь. Чего придуриваешься?
* * *
— Алло, Тань, как ты думаешь, идти мне на свидание?
— С кем? -
— Да у нас тут постоянный клиент. Он меня уж как-то звал, но у меня там с Орловым всё неясно было, я отказала. А он сейчас опять приехал и зовёт.
— Не вздумай отказать!!!
— Так что, идти?
— Я не сказала «да», я не сказала «нет».
— А я сказала, что мне надо подумать. Вот, давай, думай.
— Рассказывай, что за тип.
— Ну, нормальный, вроде, мужик. Лет так за сорок. Приличный. Вроде, не женат — кольца нету.
— А внешне?
— Ну, обычный, Тань! Нос картошкой. Да что мне, семнадцать, на внешность смотреть? Без горба, и ладно.
— Причём тут горб? Ты на своём веку горбатых много видела?
— Ну, у Квазимодо был горб…
— Это бутафория. Иди! Куда звал-то?
— Я пока не спросила. Глупо как-то сказать «я подумаю», а потом спросить «куда пойдём?». Если, всё же, откажу, получится, из-за места.
— А так, если откажешь, получится, из-за картошки. А это ещё хуже, Ир! Мужики, знаешь, как к своей внешности трепетно относятся! Ты своим отказом ему рану нанесёшь!
— Придётся, чтоль, идти?
— А я тебе о чём?