чем-то своем и не ответит на вопрос, то тычет вилкой в пустую тарелку. Я притворился, что не замечаю ее состояния. Но потом все же спросил:
— Тебя что-то беспокоит, волнует?
— Нет, нет, что ты. Знаешь?..
Она немного замялась.
— В Харькове меня должен встретить жених.
— И ты так нервничаешь в ожидании встречи с любимым человеком?
— Ах, если бы это была любовь... Этот человек нравился моей матери, и я не могла отказать ей. Но сейчас я твердо решила порвать с ним раз и навсегда.
— Для этого ты едешь в Харьков?
— Он не давал мне покоя, просил: приезжай, мол, хоть на день, дважды присылал деньги на дорогу...
Раиса лгала мне. Она не поднимала глаз, губы ее пересохли, щеки пылали. Все это радовало меня: значит, по натуре она не испорченный человек, значит, совесть мучит ее. Кто знает, какие обстоятельства — страх или нужда — принудили ее совершить злополучный шаг.
— Ты долго думаешь пробыть в Харькове? — спросил я.
— Может быть, завтра же придется вернуться назад.
Когда мы открыли дверь купе, Пиртахия, запрокинув голову, глотал какие-то капли.
— Опять лекарство? — спросила Раиса.
— Опять, — мрачно ответив он. — Какой-то черт забрался ко мне в желудок и вертится там, словно кинжал. Жжет и горит. — Уполномоченный скорчил гримасу, словно от невыносимой боли, и покачал головой. Увидев его расстроенное лицо, я понял, что ему не удалось обнаружить икону в чемоданах.
Случилось то, чего мы опасались, что мы допускали лишь как маловероятное предположение. Холодный пот залил мне виски. Пришлось прислониться к стене.
— Эти капли мало помогают. Придется обратиться к какому-нибудь иному лекарству, — сказал Владимир. Тайный смысл его слов вернул мне надежду. Я молча вышел в коридор.
Немного погодя ко мне присоединился Пиртахия. Став у соседнего окна и глядя на пробегавшие мимо телеграфные столбы, он еле слышно прошептал:
— В чемоданах ничего нет. Предполагаю, что икона под чехлом маленького чемоданчика, но на ощупь определить не удалось.
— Предполагают гадалки, — сердито ответил я. — Наши работники должны знать.
Владимир обиженно посмотрел на меня.
— Чехол снять я не решился — она обязательно заметила бы это.
Почувствовав, что действительно был несправедлив к нему, я примирительно спросил:
— Почему ты думаешь, что икона там?
— Крышка чемодана показалась мне толще обычной.
По коридору протискивался какой-то толстяк. Я кивнул Владимиру и зашел в свое купе. Раиса дремала, полулежа на полке. Осторожно взобравшись наверх, я лег и отдался мыслям. Надо было снова пройтись по всей цепочке известных нам фактов, еще раз взвесить и проанализировать каждую мелочь, чтобы убедиться, что мы идем по верному следу и никакой ошибки не совершали. Положение осложнялось.
Мы подъехали к харьковскому вокзалу в два часа ночи.
Весь последний вечер Раиса заметно нервничала, беспокоилась, лихорадочно поеживалась. Пиртахия постоянно вертелся поблизости.
Когда поезд замедлил ход, Раиса мне сказала:
— Сегодня в восемь часов вечера я буду ждать тебя возле памятника Шевченко. Я скажу тебе точно, когда решу вернуться в Тбилиси. И еще кое-что хочу рассказать. Только об одном умоляю тебя — не выходи на перрон вместе со мной! Он так ревнив...
— Ясно, — коротко проговорил я и взял свой чемодан, — ровно в восемь у памятника.
Поезд дернулся и стал.
Встречающих было совсем не много. Я и оперуполномоченный направились к деревянному киоску, откуда доносился, перекрывая запах угля и дыма, привлекательный аромат горячих пирожков. В руках мы держали кожаные перчатки и поигрывали ими. Мимо нас прошел какой-то носильщик и улыбнулся как старым знакомым. Он подбежал к тому вагону, из которого мы только что вышли, и стал внимательно разглядывать приехавших. Увидев Раису с зачехленным чемоданом, он схватился было за ее вещи, но женщина решительно отстранила его. Носильщик не отставал, не желая терять заработок. Раиса что-то проговорила, как видно, наотрез отказываясь от его услуг, и отвернулась. Тогда носильщик достал из кармана скомканный платок и отер лоб.
Я и Пиртахия следили за этой сценой, не отрывая глаз: мы знали, что «носильщик» — наш харьковский коллега и платком он сигнализировал своим товарищам, чтобы они взяли Раису под наблюдение.
Носильщик отошел от освещенного вагона и сразу же растворился в темноте. Раиса стояла возле ступенек и растерянно оглядывалась вокруг. Народу становилось все меньше и меньше. Когда на перроне уже никого не оставалось, моя «кузина» сердито схватила чемоданы и направилась к выходу. Дождавшись, пока она подойдет поближе, я выступил из тени киоска и удивленно спросил:
— Как, ты одна?
— Да, меня не встретили, видно, с ними что-то случилось. — Женщина замолкла, испугавшись, чтобы случайно оброненное слово не выдало ее тайны. — Должно быть, мой жених заболел или, может, затерялась телеграмма.
«Должно быть, так, милая Раиса, — подумал я, — не то, конечно же, тебя бы встретили — либо один преступник, либо другой».
— Ничего, мы тебя проводим.
— Но я не знаю его адреса... Он только что поменял квартиру...
«Не знать адреса своего жениха — это уж слишком», — пронеслось у меня в голосе, и я взглянул на Владимира.
Женщина продолжала вглядываться в лицо каждого, кто появлялся на перроне, и, казалось, не слыхала ни одного слова из того, что мы говорили.
— Тогда пойдем вместе с нами, — решил я. — Сегодня отдохнем в гостинице. А с утра приметесь за поиски — или ты его разыщешь, или он тебя, наконец! — Я схватил в свободную руку ее большой чемодан и зашагал к выходу.
— Пойдем, — обреченно согласилась женщина и, словно тень, последовала за нами.
...Мы заняли две комнаты во втором этаже гостиницы «Интурист». В одном номере устроилась Раиса, в другом — я с Пиртахия.
«В маленьком чемодане икона не обнаружена».
«Раису никто не встречал».
«Может, Стась и Саидов «раскрыли» нас на тбилисском вокзале и сообщили в Харьков об опасности?»
«А вдруг и наши тбилисские «клиенты», почуяв угрозу, сумели скрыться?»
«Но если здешние члены банды «засыпались», тогда, естественно, встреча не могла состояться».
«Маловероятно, чтобы так вдруг попались бы все сразу и некому было бы пойти на вокзал за иконой...»
Сотни головоломных вопросов не давали мне покоя. Я поднялся с постели.
— Что случилось? — спросил Пиртахия.
— Нельзя ждать утра, надо идти.
— Куда?
— В областное отделение угрозыска. Надо переговорить с Тбилиси. Если у
