нашего с ним здесь нахождения. Заговорщицки нависнув над столом и кося глазом куда-то в закопченный угол, он произнес:
– Там сидит маньяк! – после чего взъерошил свою бороду.
– Ну и что? – удивился я.
– А то, что сегодня полнолуние, и он будет убивать свою очередную жертву. Я точно знаю. Мы должны спасти грешную душу.
– Чью? – недоуменно поинтересовался я.
– Дурак, – сплюнул Тимофей, – маньяка, разумеется.
– А…
Я не знал, чего говорить, похоже Тимофей был на своей волне. Время от времени он становился эдаким защитником человечества и старался спасать всех и вся. Не дай вам бог мешать Тимофею в этот момент.
Маньяком оказался лавочник с соседней улицы. Выпивоха он был и сволочь. Я бы ни за что не стал его спасать, но Тимофей был при своем мнении.
Дождавшись, когда лавочник выпьет свою норму, мы вышли из кабака и поплелись за ним. Впереди нас, шагах в тридцати шел какой-то человек в темном плаще, за ним, распевая во все пьяное горло, шатаясь, ковылял лавочник. А за ним, прячась в тени домов, крались спасители маньяковых душ.
– Сейчас, сейчас… – шептал Тимофей.
Я не понял, что он имел в виду, то ли то, что маньяк сейчас совершит свое злодейское нападение, то ли то, что его сейчас стошнит. Стошнило Тимофея, и он долго блевал в канаву. Лавочник почти скрылся из виду, но мы слышали его пение и продолжили свой путь на слух. Меня тоже мутило довольно сильно.
Луна и вправду была полной, я ощущал себя таким же полным идиотом, потому что ничего не происходило.
Мы проводили «маньяка» до дверей его лавки и он скрылся там, не допев куплета. Человек в плаще тоже куда-то исчез. Я поинтересовался у Тимофея, доволен ли он сегодняшним вечером. Тимофей икнул и сказал, что нет.
– Ты ошибся? – спросил я у спасателя душ.
Тимофей погрозил мне пальцем и сказал, что никогда не ошибается. Просто лавочник этот принадлежит к самому страшному типу маньяков, скрытому. Он даже людей не убивает, а только мечтает об этом, и потому опасен вдвойне.
Я предложил лечь в засаду и подождать до утра. Тимофей почему-то отказался, и вытащив из-за пазухи бутылку, предложил ее распить, что мы и сделали. Потом я предложил забросать окна лавочника булыжниками, чтобы предостеречь лавочника от опрометчивых поступков. Тимофей меня поддержал, мы попытались выковырять один булыжник из мостовой, но у нас ничего не вышло. После этого напряженного занятия как-то вдруг мы сразу устали и пошли по домам, пожелав друг другу спокойной ночи.
О духах в тот вечер я не сказал Тимофею ни слова, очевидно, был какой-то религиозный праздник, раз высшие силы не дали мне этого сделать. Ничего, праздник мы отметили неплохо, и я думаю, за это они были на меня не в обиде.
* * *
Куко. Средневековье. Жилище Тимофея.
В жилище у Тимофея было темно и сыро, к тому же воняло какой-то мерзостью. Но готовый к подобным подаркам судьбы я смело шагнул внутрь. О том, что хозяин был дома, говорило неопределенное мычание, доносящееся изнутри. Очевидно, Тимофей читал вслух, правда почему-то в темноте, а может быть, просто декламировал что-то по памяти. Общаясь с этим незаурядным человеком, я научился ничему не удивляться, как впрочем, и он при общении со мной. Я громко окликнул хозяина и услыхал в ответ какой-то грохот и звон, после чего декламации прекратились, и голос Тимофея торжественно произнес:
– Венчается Богом и одаряется счастьем благочестивый король Георг, возвышенный родом своих предков. Прикрывая его, ангел приносит ему копье, держащему наготове меч. Страх распространился пред ним. Милостивый Боже! Дай долгую жизнь твоему помазаннику, дабы верный тебе не закончил свою жизнь преждевременно… Привет, придурок.
– Помню, помню. Чудесный рыбный пирог и восточные сладости. Рахмат-лукмум…
– Лукмум! – передразнил меня Тимофей. – Когда ты прочитаешь хотя бы одну книгу в своей жизни, хотя бы из тех, что написаны людьми, ты, наконец, поймешь, какое ничтожество из себя представляешь.
– Не буду я их читать, чего зря расстраиваться по пустякам.
– Может ты и прав, – вздохнул Тимофей, – пойдем-ка, у нас сегодня куча дел. А фараон и царица пускай сами решают судьбы Египта.
– Чего решают?
– Египта!
– Кого?
Тимофей ничего не ответил, просто крепко сжал мою руку выше локтя и вытолкал на улицу. Там, удалившись немного от своего жилища, он шепнул мне на ухо:
– Ты должен помочь мне. Нам нужно изготовить магический жезл.
– Из египта?
– Нет, из орешника.
– А зачем?
– Чтоб колдовать, дурак!
Я остановился как вкопанный:
– Ты что, колдун?
Тимофей выругался и огрел меня по спине толстой книгой, которую нес с собой.
– Теория без практики мертва, – важно произнес он, – да впрочем, ты все равно ничего не поймешь. Можно поколдовать и без жезла, если пожелаешь, но тогда нужно выбрать толстую жабу. У тебя есть толстая жаба?
– Толстая? – я на секундочку остановился, внимательно оглядел окрестности и пошарил по карманам в глубокой задумчивости. Тимофею удалось меня озадачить.
– Можно пойти к рыбнику, наверняка он что-нибудь нам подберет.
Тимофей назидательно погрозил мне пальцем, предварительно переложив книгу из руки в руку.
– Мало пойти к рыбнику! Жабе нужно наречь имя и заставить ее проглотить священную облатку. У тебя есть священная облатка?
– Нету, – я сокрушенно развел руками.
– И у рыбника нету! – констатировал Тимофей. – Не пойдем мы к нему!
Какое-то время мы шли молча. Потом Тимофей сказал, внимательно глядя куда-то вдаль:
– После оглашения проклятия жаба заворачивается в сверток и перевязывается прядью волос проклинаемого, после чего сверток зарывается у порога дома оного и…
– И?
– А, – Тимофей отмахнулся от меня как от назойливой мухи. – Что-то я упустил…
Снова какое-то время мы шли молча. Мой собеседник что-то мучительно вспоминал. Когда впереди показались заросли орешника, Тимофей вдруг испустил торжествующий вопль:
– Вспомнил! Плюнуть надо было!
– В рыбника?
– Какого рыбника?… Идиот! На сверток надо было плюнуть, перед тем как закапывать.
– И что тогда будет? – поинтересовался я.
– Элементарный дух жабы станет кошмаром и вампиром, и будет являться заколдованному каждую ночь!… Ну что, будем жаб ловить? – Тимофей приглашающим жестом указал в сторону вонючего болота. – Или будем жезлы делать?
Перспектива ковыряния в болотной жиже в поисках непременно толстой жабы с последующим ее закапыванием на пороге дома ненавистного мне рыбника на очах его домочадцев меня не прельщала. Я так и видел жену рыбника с бородавчатым носом, ее старуху мать, толстых рыбниковых дочек, жабообразных к тому же, и нас с Тимофеем с заступами и свертком. «Это ж мне придется перед всем