Книга Большая кража - Джеффри Линдсей

Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 89

Я подумал: нужно найти что-нибудь невозможное. Мне начинало казаться, что я и в самом деле это сделал.

– Черт! – повторил я еще раз, и это опять не помогло. – Должен найтись какой-то способ. Проклятье! Всегда есть способ.

Я обвел взглядом комнату, на самом деле ничего не видя. Комната была маленькая и тесная, но в настоящее время она меня устраивала. Кровать, компактный холодильник, электроплитка и за потрепанной занавеской раковина и унитаз. Комната находилась в старом доме к югу от Уильямсберга, и пахло в ней, как в общественной уборной. Но, черт возьми, бывало и хуже! Я могу привыкнуть к чему угодно, к тому же сюда никто не приходил. Я заплатил смешные деньги за три месяца аренды с гарантией того, что меня оставят в покое, дав возможность «закончить свою книгу».

До моего появления эта комната была так себе. Сейчас она стала намного хуже. Создавалось впечатление, что студенческий кампус соревновался с инди-группой на проведение самой безумной вечеринки. Борьба была упорной, и победил мусор. Для меня такая обстановка не была обычной. Мама воспитала во мне привычку к чистоте и порядку. Все намного упрощается, если можешь легко найти нужный предмет. Но, разрабатывая план, я становлюсь другим человеком. Я даже не замечаю того, что меня окружает.

С одной стороны, это хорошо, но я превратил комнату в большой мусорный контейнер. Повсюду были разбросаны груды грязных тарелок, коробок из-под пиццы, консервных банок, бутылок и оберток – повсюду, за исключением моего письменного стола и еще одного места. В углу у входной двери стояла вешалка, какую можно увидеть за кулисами театра. На ней была развешена одежда людей, в которых я превращался, чтобы обследовать музей Эберхардта: костюм из сирсакера, размеров на восемь больше моего, груда грязных лохмотьев, густая борода, рабочий комбинезон, а также несколько более привычных предметов одежды. Рядом с вешалкой стоял столик с разложенными на нем предметами: очки в яркой оправе, пара париков и так далее. Все это тщательно хранилось на тот случай, если понадобится до окончания дела.

Но похоже было, это дело закончилось, не успев начаться.

– Дерьмо! – воскликнул я, но, поскольку ненавижу повторяться, добавил: – К черту дерьмо!

Пожалуй, я произнес это слишком громко, но мусор поглотил шум.

Так или иначе, это не помогло. Мое серое вещество ничего не вырабатывало. Ничего не происходило, но ДОЛЖНО было! Всей душой, если она у меня есть, а я, похоже, сомневался в этом, я безоговорочно верил, что, какова бы ни была цель, всегда есть способ ее достичь. Я вовсе не отношу себя к оптимистам нового времени, взращенным на коричневом калифорнийском рисе. До сих пор жизнь у меня была суровой, часто жестокой, начиная с самого детства. Многое из того, что я пережил, даже далай-ламу избавило бы от розового оптимизма. Так что у меня не было ни заблуждений, ни иллюзий, ни замешательства в отношении реальной жизни. Это чертов бардак, настоящая куча говна! В основном жизнь – это отстой, а в конце ты подыхаешь. Но я также верю – нет, на хрен, абсолютно точно знаю! – в какую бы яму с дерьмом тебя ни сбросила жизнь, всегда есть выход. Всегда. Это моя единственная вера: всегда есть выход.

Но это? Музей Эберхардта? Если и был вход в него, я его не нашел. Обычно это было все равно что пришпорить чистокровного коня. Это подстегивало меня, заставляло придумывать что-то новое, чего никто другой не мог предвидеть. Вот что заставляло меня продолжать. Вот кем я был: Райли Вулфом, парнем, который никогда не сдается и всегда выигрывает. Райли Вулфом, воспринимающим каждое препятствие как вызов к подвигу. Райли Вулфом, величайшим из когда-либо живших воров. Я всегда находил способ – всегда – получить то, к чему стремился.

До сегодняшнего дня.

Я не мог стащить эту вещь, не пробравшись в помещение, где она хранилась. И на сей раз способа попасть внутрь не было. Ничего.

– Ничего пока, – бубнил я. – Всегда есть способ… Должен быть…

Я изо всех сил старался поверить, что такой способ есть. И я найду его. Должен найти. И наградой мне будет не только невероятно жирный куш. Дело во мне самом. Если я не сумею этого сделать, то перестану быть собой. Потому что дело совершенно, на хрен, невыполнимое, а значит, я должен его провернуть, что бы Они ни говорили.

Кто такие Они? Те, кто говорил мне, что я не смогу сделать что бы то ни было. Они всю жизнь твердили мне это, с самого детства. Я рос, и вещи, которые Они считали для меня невыполнимыми, все усложнялись, а я продолжал их делать. Всегда у меня на пути вставал какой-нибудь богатенький толстозадый придурок, который говорил, чтобы я отступился и проваливал в свой Лузервиль с другими босяками. Это не имело значения. Я находил путь. Я справлялся. Всегда, с того времени, когда я по своей молодости и глупости позволял этим жирным мордам втягивать меня в опасные безумные трюки, на которые я, по их словам, не был способен. Всегда, с самого первого раза, я находил путь и возвращался, чтобы стереть глупую ухмылку с их жирных морд.

Но на этот раз…

Я с раздражением выдохнул и закрыл глаза. Ничего не приходило на ум. Никаких мыслей о чудесном ключике, открывающем двери Эберхардта. Я видел лишь смертельные препятствия, несокрушимые стены и себя, стоящего снаружи, не знающего, как войти. Меня это здорово бесило. Моя кожа сморщилась, я чувствовал себя ничтожным, глупым и грязным, как будто меня запихнули в ящик и закрыли его, и мне не хватает воздуха, я не могу пошевелиться, и мне ничего не остается, как свернуться калачиком и ждать, когда меня покинет жизнь. Я был маленьким оборванным мальчуганом, загнанным в ловушку, окруженным большими, чистыми, хорошо одетыми мальчишками, которые ухмылялись, толкали меня, говоря, что я даже хуже грязи на их ботинках и всегда буду ничтожеством.

Давай, оборванец, вали отсюда, возвращайся в свой трейлер.

Это по-прежнему доставало меня, словно только что случилось. Я опустил голову. Я ощутил горечь во рту, и в животе у меня забурлило, поскольку получалось, что они правы и я ни на что не способен, словно я опять оказался в самом начале. Просто мальчуган без ключика…

– Вот так-то, сынок, – сказал мой отец. Мы сидели на траве во дворе. Нас обвевал легкий ветерок, остужая потные после игры в догонялки лица. – Люди – бараны.

Я взглянул на него. Я вроде как понимал, о чем он говорит, но…

– Все, папа?

Он улыбнулся:

– Ну-у-у… есть небольшое количество пастушьих собак – знаешь, чтобы бараны не разбредались. Но большинство людей… Угу. Просто бараны.

– А ты… ты – баран, папа?

Повернувшись, отец взглянул на меня с ленивой улыбкой.

– Нет, сынок. Я определенно не баран. – Он взъерошил мои волосы. – Но и не пастушья собака.

Я нахмурился, пытаясь уразуметь сказанное.

– Почему же тогда люди просто остаются баранами?

– Так надежнее, – ответил отец. – Отбиться от стаи может быть опасно. – Папа посмотрел куда-то вдаль. – Очень опасно, – тихо повторил он.

Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 89