позже, и не избежать бы глупого положения.
– А вот и я! – девушка протянула вторую часть романа. И тут Коля решил ничего не говорить ей. Незачем демонстрировать осведомленность раньше времени.
– А можно ли снова к Вашему батюшке зайти?
– А отчего же нет? Он Вам, Коля, очевидно симпатизирует! – Настя улыбнулась, и молодые люди попрощались.
Николай постучал в дверь кабинета, скромно вошел, извинившись, и спросил:
– Аркадий Иванович, а Вы, когда с дочерью разговаривали, стояли, или сидели?
– А чего мне стоять, в ногах правды нет. Присел, конечно.
– На сундук?
– На него! Там больше некуда. У дочки просторно, незачем дом лишними вещами захламлять!
– И как, простите великодушно, долго вы беседовали?
– Да уж, наверное, более часу.
– Скажите, пожалуйста, а Сидор Матвеев был ли в доме в это время?
– Да, а как это Вы догадались, Коляша? Он у меня нечастый гость, а тогда как раз выручку заносил, да и остался бумаги сверять. Когда ушел я не видел.
Скромно умолчав о причинах такой своей проницательности, «Коляша» попрощался и вышел. Какие-то догадки блуждали в его мозгу и требовали облачения в словесную форму.
Придя домой, он позвал свою квартирную хозяйку, тетю Грушу, и испросил дозволения залезть в ее сундук. От неожиданности глаза владелицы недвижимости стали очень большими и круглыми.
– Матушка-владычица! Да на кой ляд Вам это надобно, Коленька? Там барахла всякого…
– Очень, очень надобно! И не просто залезть, а чтобы Вы непременно сели на него сверху! – тут уж глаза хозяйки настолько округлились, что титулярный советник всерьез начал опасаться за их сохранность, – это будет Ваша, тетя Груша, помощь следствию!
Что делать, помощь, так помощь. Хозяйка очень уважала Колю за ученость. Ворча для приличия, она стала доставать пыльные салопы, лисью шубу, ватные одеяла, и много-много чего еще. Затем приглашающим жестом указала: «Милости прошу!». И Коля залез в сундук.
Сперва было просто скучно, потом душновато. Еще позже – в глазах забегали маленькие цветные огоньки, затем стало совсем невмоготу, но Коля терпел. И уже теряя сознание, он стукнул, что было мочи, кулаком вверх, в крышку сундука.
Удар вышел слабым, но тетя Груня услыхала, крышку открыла, а наш следователь стал жадно, то краснея, то бледнея, вдыхать свежий воздух, вытаращив глаза. В тот момент, когда сознание его угасало, он вдруг понял все, ясно увидел, что было и как. С тяжелым сердцем, не отвечая на любопытные расспросы хозяйки, он ушел к себе и лег спать.
IX
8 мая 1903 года. Признание
Утром на службе Николая ждало письмо. Вот оно, полностью, с сохранением всей пунктуации и орфографии:
«Здравствуйте, Коленька!
Я давеча поняла – Вы меня разоблачили. Да, это я спалила этот чертов кабак. Но давайте по порядку.
Не ведаю, прознали или нет Вы про мою распутность. Прознали, наверное. Петины родители Вам, видимо все рассказали, у него не было секретов от них. Больше никому бы он не сказал. И это я виновата в его гибели.
Увлеклися мы друг дружкой – страсть! И ведь понимала я, что нет у меня с ним будущего, разные мы, и тятенька никогда бы его не принял, хорошего мнения он был о Пете, как о работнике, а человеком считал недалеким. И не в деньгах тут дело, тятя сам вышел из низов, вот Вы бы ему подошли в качестве зятя, а теперь я и сама понимаю, что прав бы он был.
Вы такой умный, спокойный, рассудительный, начитанный и ученый, что отцу моему было бы не страшно оставить на вас все свои дела, не сейчас, конечно, а когда время бы пришло, а мне было бы интересно с Вами и никогда не скучно.
А Петя, – что Петя? Помните, у нас в городе был несколько лет назад случай? Да нет, не помните, вы тогда учились. Так вот, сын купца Бортникова, Володя, хороший мальчик, студент, будучи на каникулах дома, влюбился в цыганку из табора, Зару, очень красивую. И она его полюбила, да так, что сказала своему отцу: хоть зарежь меня, а я уйду к Володе.
И Бортников сказал – женишься на цыганке – ты мне не сын. И цыгане ее отпускать не хотели, да все впустую. Добились своего, главный цыган, барон, как называют у нас, у цыган иначе его должность звучит, разрешил Заре уйти из табора, и Бортников-отец смирился с выбором сына.
Обвенчались они и стали жить вместе, да только наскучила Зара Володе вскоре. О чем ему с ней говорить? Все «золотой мой», да «серебряный мой», вот и все разговоры. В общем, бросился он с обрыва на каменистый берег, да и убился, сердешный. Весь город плакал, когда хоронили его. А кто виноват? Да сам же! И я так же повела себя, не в урок был мне Володин пример.
Петя залазил ко мне через окно по яблоне, а ключ от задней калитки я ему дала. И вот, в тот страшный день, он был у меня, а тут отец. Залез Петя в сундук, и задохнулся там, ничем себя, да и меня тоже, не выдал.
А когда ушел тятенька, то я увидала его мертвым, и не знала, что делать, а этот змей, Сидор вдруг вошел ко мне, и все сразу понял, сообразительный он был, и давно подозревал нашу с Петей связь.
И предложил мне помощь, чтобы концы в воду, но расплату потребовал, уж Вы, Коля, догадаетесь, какую.
А что мне было делать? И вот, после всех этих ужасов и мерзости, я, проходя мимо «Венеции» случайно, услыхала, как он похваляется, да еще и от себя выдумки добавляет, а эти кони ржут! Ну я и дала волю гневу, а дальше Вы знаете! Жалко мне людей невинных, ой, накажет меня Бог! Взяла я на душу смертный грех, и нет мне прощения!
Вот и вся история, прощайте, Коля, не поминайте лихом, не увидите Вы меня более.
Анастасия.
P.S. А книгу возьмите на память!»
Николай долго держал в руках лист бумаги, – минут пять. Нового ему это письмо сообщило мало, разве что незначительные подробности. И вдруг он подскочил со стула, и помчался к особняку Триандафилова. Ведь ясно – Настя на себя руки хочет наложить!
Но оказалось иначе. Анастасия исчезла из дому, пропала также значительная сумма денег из сейфа купца. Сам он сидел за своим столом совершенно разбитый, и даже не поздоровался в ответ на Колино приветствие.
– Да, Коляша,
