совести!..
–Ни какой он не политический узник совести, а бессовестный узник Бутырки!– заявил по ходу идущий старичок с планками на поношенном пиджачке.– Там ему и место, болтуну и провокатору!
– Он мошенник и авантюрист!– гневно добавила его дряхлая спутница и потрясла ветхим зонтиком.
– А вы за Путина или за Медведева?– спросил у них Павлик, блистая познанием в политике нового времени.
– Ни за того и ни за другого!– с негодованием возмутилась старая пара.– Мы за Зюганова!
И они, что-то недовольно бурча, ускоренно побрели своей дорогой. К пикету подошли двое полицейских с простоватыми лицами, но с сугубо сосредоточенным видом по службе.
– Митинг не санкционирован!– поигрывая дубинкой, огласил строгий вердикт один из них.– Па-а-апрашу, разойтись! И забрать свои манатки!..
– Не бойтесь, товарищи!– успокоил, дрогнувших было демонстрантов, молодой активист с горящими глазами.– Эти сатрапы нам ни чего не сделают!
Одна осмелевшая пенсионерка собралась с духом и отважно бросила клич в лицо опешившим полицейским:
– Свободу Ходарковскому и прочим нашим товарищам, томящимся в неволе!
Публичная акция пикетчиков набирала обороты, но все было в рамках безобидной словесной перепалки ровно до тех пор, пока молодой активист не плюнул неосторожно в сторону блюстителей порядка. Те, молча и пыхтя, выхватили оголтелого диссидента из толпы и потащили к полицейской машине. Когда они вернулись, самый разговорчивый из них спросил у Павлика с Федюней:
– А вы что здесь делаете? Где ваши родители?
– Они где-то тут…– немного струсив, честно соврал скрипач и стал притворно выискивать их глазами. В это время подкатил автобус и из него высыпали казаки в форме, с нагайками и плетками. Старший чин среди прозелитов донского воинства, сдерживая за поводок волкодава, зычно спросил:
– Ну, кого тут разогнать?!
Федюня тут же отвернулся и с ужасом тихо прошипел Павлику:
– Это мой дядя Нестор!
Стражи порядка переглянулись, кивнули на пикет и уехали в участок с плененным активистом. Хорунжий Нестор, пузатый мужик, почесал небритый подбородок, глядя на сборище протестантов:
– Ну, что, хорьки?! Дождались? А, ну, вперед казачки!
И на редкость исполнительный оплот властного режима ринулся в гущу сумасбродных интеллигентов, смущающих народные умы. Но Федюня, зная своего родного дядю, был с Павликом уже далеко от места побоища. Они шли, не оглядываясь, до самой Красной площади, которая к их разочарованию была оцеплена. На булыжной мостовой происходил митинг в защиту Путина и его правильной политики. На ветру хлопали «триколоры» и гремела бодрая музыка голосами Кобзона и Киркорова. Клятвенные заверения «наших» привычно ударялись о кремлевские стены и растворялись в пустом осеннем пространстве…
Бедным мальчикам не оставалось ни чего другого, как выйти на Тверскую и снова угоститься фаст-фудом в «Макдональдсе». Хлюпая и булькая трубочками в фирменных стаканах с кока-колой, они через подземный переход перешли на другую сторону. По Тверской шли бритые люди в оранжевых одеждах и весело пели незатейливую песенку на непонятном языке:
– Харе-Рама! Харе-Кришна! Кришна-Кришна! Харе-Рама!..
– Это кришнаиты!– по-заговорщески шепнул умный Павлик на ухо Федюни. Продолжая посасывать сладкий напиток, ребята с интересом проследили, как духовные гедонисты, охмуряющие себя и других вселенской радостью в честь своего древнего пастыря, лупили в барабаны, трещали трещетками и пританцовывали с блаженными улыбками. Проводив их восхищенным взглядом, маленькие жители спального района перекочевали в Камергерский переулок и увидели еще более странного человека с грязными космами волос в виде растамановских дредов. По возрасту он выглядел не определенно, и похож был на дохристианских назареев, которых Павлик видел в книжках по изобразительному искусству.
– …Молодежь – будущее старичье! Старичье – будущие покойники!– надрывался он, приставая к прохожим москвичам и гостям столицы.– Наступит смертный час – немедленно уходите в другие миры, более совершенные! И не возвращайтесь сюда! Не питайте собой упырей и каннибалов, живущих по земному закону стяжания и присвоения! Они говорят, что земная жизнь – прекрасна, но почему тогда она безобразна в человеческом проявлении?! Повсюду – вечный обман, воровство и лицемерие! А вы барахтаетесь в противоречии и так срослись с ним, что уже не различаете где ложь, а где истина!..
– Что вы такое говорите? – возмутился старичок с военной выправкой.
– Я не вам говорю! – ответил невозмутимо зачухонный вещун, встряхнув окаменелыми дредами. – Я обращаюсь к тем, кто одинок и не обременен семьёй. Вот, хотя бы, к тому страннику с дорожными сумами!..
Странник с барсеткой и чемоданом вздрогнул и утопил голову в плечи, как черепаха. Праздные прохожие вперили в него любопытные взгляды.
– Не прячься от меня! – продолжил доставать приезжего гостя столицы новоявленный пророк. – Истинно говорю: меющий уши, да услышь меня!..
– А ты сам-то знаешь Истину? – с интересом спросил осмелевший адресат с барсеткой и чемоданом на колесиках, и победоносно оглядел столпившихся ротозеев.
Как не ждал ответа провинциал, речистый бродяга многозначительно промолчал. И другие пешеходы, тоже навострившие было уши внять откровение вшивого пророка, разочарованно отвернулись и продолжили свой путь в суете сует, не отягощенные нелицеприятным словом Истины…
Павлик подошел к импозантной увядающей даме, с чертами былой красоты, которая сидела на лавочке и кормила голубей, и спросил:
– Скажите, пожалуйста, кто тот человек?
– Не морочьте себе головы, молодые люди!– ответила местная старушка, охотно вступив в разговор.– Это сумасшедший Савелий из Замоскворечья, внук маршала… м-м-м… запамятовала уже… … толи Конюхов, толи Горбушкин, точно не помню… у него даже есть ревностные последователи, – чему горемыка, учит, то они исполняют. Савелианство, так называется их секта, а сами они – савелиане… И я настоятельно советую вам не якшаться с ним! Не то можете загреметь в дурдом…
Павлик и Федюня не хотели в дурдом и пошли скорее на Лубянку. Утомленные походом, они доплелись до «Детского мира». Всероссийский универмаг игрушек все еще был закрыт на капитальный ремонт. Тогда они погрузились в метро и, продремав отрезки пути между пересадок, вернулись в свой родной спальный район. Еще было светло и, сидя у дома Павлика, скрипач спросил:
– Есть еще силы поведать про седьмой подвиг?..
Федюня разомкнул отяжелевшие веки, посмотрел в глаза скрипача, с искоркой теплящегося любопытства, и продолжил свое затянувшееся повествование страшным голосом:
– Кладбище – самое страшное место на земле!..
– Ты, чего это?!– блеснув очками, испуганно воскликнул Павлик и огляделся по сторонам.
– Рассказываю про седьмой подвиг!– невозмутимо пояснил Федюня.– … И все равно живых людей тянет туда, чтобы присмотреть за могилками умерших родственников и потосковать по ушедшим в мир загробный. У бабани, будущей тещи батяни, там тоже покоились родители, и однажды, в светлое воскресение, она почухала на Востряковское кладбище поправить оградку и прополоть могилки, поросшие бурьяном. С ней поперся и
