— Ливингстон, завтра ты в стартовом составе.
В стартовом! Невероятно! Об этом он мог только мечтать.
Он не мог дождаться, когда придет домой.
— Пап, ты обязательно должен пойти! — взмолился он за ужином. — Ведь это пятница, и на следующий день у тебя выходной. А для меня это, возможно, самая большая честь в жизни!
— Ну, в этом я не уверен, — снисходительно улыбнулся Харольд. — Но твое волнение мне понятно.
— Так ты придешь, а, пап? — снова спросил Барни.
— Конечно, — ответил Харольд. — Я сто лет не был на баскетболе.
В пятницу Барни сидел на уроках в полной прострации. Он считал минуты, отделявшие его от назначенного на семь вечера матча.
После уроков он направился в пустой спортзал и с полчаса побросал штрафные, после чего зашел в закусочную «У Джорджа» и за девяносто пять центов подкрепился сэндвичем с мясом и вишневой колой.
К шести часам, когда в раздевалку стали подтягиваться другие игроки, он уже в полном облачении сидел на скамье, сложив руки на коленях и тщетно пытаясь убедить себя, что ни капельки не волнуется.
— Эй, Ливингстон! — услышал он гнусавый голос. — У меня хорошие новости. Нога у Аксельрода намного лучше, так что тебе сегодня не придется играть в стартовой пятерке.
Барни дернулся так, словно его ударило током. На лице дефективного переростка Сэнди Ливитта сияла идиотская улыбка.
— Ага, Ливингстон, попался?
— Пошел ты, Ливитт! — нервно огрызнулся Барни.
Первыми на паркет вышли игроки «Мэдисона» под ободряющие крики болельщиков, которые преодолели две мили из своего квартала, чтобы посмотреть на эту «битву гигантов Бедфорд-авеню». В следующий миг Джей Аксельрод (в форме, но на костылях) вывел своих орлов в зал под вопли команды поддержки, от которых задрожали потолочные балки, и под неистовый стук сердца у Барни в груди.
Команды не мешкая приступили к разминке. Перехватывая отскок и ведя мяч к кольцу в расчете исполнить отработанный бросок, Барни украдкой взглянул на заполненную до отказа трибуну. Отца пока не было.
Разминка продолжалась. Вот-вот должна была начаться игра. Барни снова незаметно оглядел зрительские ряды. Слава богу, Лора уже там, а с ней и Уоррен. Но отец… Где родители?
Прозвучал свисток. Команды вернулись на свои скамейки. На площадке остались только стартовые составы. Все стягивали с себя верхние куртки. Барни от волнения чуть не запутался в застежке.
Первые пятерки заняли стартовые позиции на площадке, и диктор начал объявлять их имена.
— …и номер десять — Ливингстон.
Барни еще раз бросил взгляд на трибуну — только Лора и Уоррен! Родителей по-прежнему не было.
— Дамы и господа, прошу встать. Исполняется государственный гимн.
Барни, как и полагается, приложил руку к отчаянно колотящемуся сердцу.
Пронзительный свисток арбитра вывел его из оцепенения. Барни бросился наперерез защитнику «Мэдисона», самоуверенно полагавшему, что сможет его обвести. В какую-то долю секунды он сделал рывок, перехватил мяч и устремился к кольцу соперника со скоростью ракеты.
Под щитом он оказался раньше всех. «Вдохни поглубже, Ливингстон, — приказал он себе, — расслабься и аккуратно кидай». Он сделал маленькую паузу и — гол!
От восторга у него на мгновение закружилась голова.
Когда «Мидвуд» вышел вперед на шесть очков, тренер «Мэдисона» взял перерыв. Обе команды сгрудились вокруг своих наставников, и Барни опять оглядел трибуны. По-прежнему только Лора и Уоррен!
Может, они попали в аварию? Нет, отец же не водит. А кроме того, Уоррен-то здесь.
Во время перерыва игроки удалились в раздевалку и утоляли жажду, посасывая дольки апельсина. Барни, в мокрой насквозь форме, опустился на пол, спиной к шкафчику. Через сорок минут игра завершилась победой «Мидвуда» с преимуществом в шесть очков, причем на счету Барни было тринадцать. Он не пошел с остальными в раздевалку, а медленно приблизился к Лоре и Уоррену.
Лора заговорила первой:
— Его папа не отпустил.
— Что?
— Сразу после ужина отец почувствовал непонятную боль в груди, — пояснил Уоррен, — и доктор Кастельяно пришел его посмотреть.
— И что оказалось?
— Папа думает, может, он что-то съел не то, — поспешно вставила Лора. — Но он заставил его лечь, чтобы подстраховаться. — Она попыталась переменить тему. — Барн, ты был на высоте! Спорим, твою фотографию напечатают в «Аргусе»?
А Уоррен добавил:
— Век буду помнить все приемчики, которые ты им сегодня показал!
— Да, спасибо, — рассеянно ответил Барни и направился в сторону душевых.
На другое утро, несмотря на протесты Харольда Ливингстона, Луис отвез его в клинику графства Кинг на электрокардиограмму. Тот согласился только при условии, что Эстел останется дома. («Дорогая, ты и так уже разволновалась на пустом месте!»)
Потом, нервно дымя сигаретой, Харольд слышал, как Луис обсуждает результаты обследования с кардиологом, рассуждая о каких-то Р- и Q-зубцах.
Наконец Луис подошел и помог Харольду дойти до машины.
— Ну, — спросил Харольд, стараясь скрыть свое беспокойство, — несварение? Неудивительно после стольких лет в армии!
— Харольд, тесты выявили у тебя сердечную аритмию. Это означает…
— Я знаю греческий, Луис. Что-то вроде нарушения ритма. Это серьезно?
— И да и нет. Это может оказаться единичным физиологическим отклонением, и тогда это не страшно. А может быть и признаком какого-то патологического процесса.
— Иными словами, ты и сам не знаешь…
— Хорошо, Харольд. Я действительно не знаю. Но поскольку ты тоже не знаешь, я рекомендую тебе внимательнее относиться к своему здоровью и регулярно проходить обследование. А начать можешь с постепенного отказа от курения.
— Оно меня успокаивает.
— Это тебе так кажется, мой друг. Никотин — по-настоящему опасный алкалоид и стимулятор. Могу тебя заверить: хуже не будет, если ты станешь курить меньше.
Машина подъехала к Линкольн-плейс. Харольд спросил:
— Что ты собираешься сказать Эстел?
— Тебе не кажется, что лучше сказать ей все как есть?
— Но ты же говоришь, что сам до конца не уверен.
— Но хотя бы это я могу ей сказать?
— Не стесняйся, Луис, — отшутился Харольд, — смелей трезвонь на весь Бруклин о бессилии медицины!
Однако когда Луис подъехал к дому, Харольд повернулся к нему и твердо объявил:
— Но нет никаких оснований пугать детей.
— Согласен, Харольд. Не стоит их дополнительно нагружать, им хватает того, что они растут. Но я бы хотел, чтобы ты отнесся к этому серьезно. И не забудь, что я тебе говорил!
