"Великая Американская Пустыня", штат Юта – унылая на вид местность, северную границу которой я собираюсь пересечь следующим утром. Слева дорогу опоясывают безжизненные невысокие холмы; справа - настолько неприветливая равнина, что даже бесполезно выискивать хоть какой-нибудь клочок зелени и лелеять надежду на то, что где-то за её пределами есть жизнь; и над всем этим гнетущим пейзажем нависло жуткое безмолвие - безмолвие мёртвой земли - края, который покинули и животные, и растения. Над бескрайней пустыней навис густой туман, а над ним, в тридцати восьми милях отсюда, возвышается коническая вершина пика Пайлот с высотой 2500 футов над уровнем окружающей равнины. Кое-как, интервалами, удаётся проезжать вдоль этой отвратительной плоской местности, так как не попадается полностью проезжаемых участков пути, и основной стимул быть в седле - это раздражение оттого, что приходится спешиваться. Особенность преодоления пути в пустыне - это почти неутолимая жажда, которой меня изнуряет сухой солёный воздух. Я добрался до дома железнодорожников, но там никого не было; в грунте была запасена небольшая цистерна воды, кишащая комариными личинками, однако относительно чистой и прохладной. Кроме этой воды здесь абсолютно нигде не было ни капли, и она была в трёх футах под поверхностью; в то время как я склонялся над водой и пытался пить, деревянный каркас рухнул и втолкнул меня головой в воду. К счастью, объём водоёма позволил мне вынуть голову из воды, и, изрядно вымотавшись, мне, мокрому до нитки, удалось выбраться.
К трём часам пополудни я прикатил в мормонский городишко Террас. Сурового вида горожане, отмечая, что я грязно одет, делились мнением, что езда на велосипеде, должно быть, тяжёлый труд, если заставляет настолько сильно потеть в местном сухом климате. В доме железнодорожников близ Матлин меня приютил на ночлег великодушный мужчина, временно присматривающий за этим одиноким зданием, пока его жена отлучилась в Огден.
От этого дома, который находится на плоскогорье Рэд Доум, открывается более полный вид на Великую Американскую Пустыню, чем тот, который я созерцал ранее. Отсюда видны все свидетельства её прошлого, когда она была дном древнего солёного озера или внутреннего моря. Широкие просторы солончаков, которые можно издалека легко спутать с безмятежно гладкой поверхностью воды, уходят вдаль подобно мёртвому неподвижному морю насколько позволяет их разглядеть человеческое зрение, пока не сливаются с дымкой; тут и там останцы вздымают свои крепкие головы над унылой пустыней, напоминая островки над морем. Говорят, есть много фактов, подтверждающих, что эта пустыня когда-то была покрыта водами огромного внутреннего моря, и до сих пор в некоторых местах её восточных границ можно найти излишки соли. У меня была информация о многих милях гладкой, жёсткой солёной равнины, мимо которых велосипедист проскользит как птица в полёте; однако я с трудом представляю здесь в Американской Пустыне путников скользящих подобно птицам. Несколько миль к востоку от Матлин дорога взбирается на отрог хребта Рэд Доум, откуда я впервые увидел Великое Солёное Озеро, и вскоре я уже нежился в такой долгожданной купальне среди его солёных вод. Это неприятно холодное, но, с другой стороны, доставляющее удовольствие купание. Утонуть очень трудно - настолько насыщена солью эта вода. К обеду я добрался городка Кэлтон, который прежде процветал, будучи местом перевалки огромного количества грузов, направляемых в Айдахо. Большое количество огромных фургонов сгруппировано в виде ограждения, с тех пор как мулов и сухопутные караваны сменили локомотивы Северной Железной Дороги штата Юта они здесь без надобности. Пустые склады и атмосфера исчезнувшего изобилия - вот чем примечателен нынешний Кэлтон; местные жители, похоже, отражают в своём внешнем виде сущность этого городка; большинство их были владельцами транспорта, и, осознав, что их время прошло, вяло пребывают тут, в убеждении своей полной никчёмности.
Покинув Кэлтон, я следовал вдоль береговой линии озера, а в шесть пополудни прибыл к соляным копям близ Монумент Стэйшн и попросился на постой для отдыха, что мне с готовностью и предоставили. Здесь построена ветряная мельница, которая качает воду из озера в неглубокие бассейны, оттуда она испаряется, оставляя на дне слой крупнозернистой соли. Люди тут привыкли пить противную солоноватую воду, непригодную для тех, кто к ней не привык. Однако, по их словам, она стала тут желаннее для повседневного использования, чем самая чистейшая вода.
Из всех мест, где я был, это наиболее благодатное и привлекательное для популяции различных видов насекомых, и я провёл самую насыщенную жизнью ночёвку из всех, что где-либо проводил. Эти люди сделали вид, что дают постель для меня, но как только я уложил голову на подушку, обнаружил отвратительную шутку, которую они сыграли со мной. Постель уже была буквально набита гостями, которые были явно против каких-либо посягательств, вроде выселения и подселения. Резвясь и проказничая как котята, они были настолько увлечены своей вознёй, что, без сомнений, им не хотелось переходить на более скромное времяпровождение. Выждав время, и как только я закрыл глаза в попытке вздремнуть, они нащупали и игриво защекотали мой подбородок, затем возились вокруг моего уха и тотчас принялись неистово носиться друг за дружкой вверх-вниз по моей спине, или играли в чехарду или прятки вдоль и поперёк моего чувствительного тела так, что к утру я проснулся ничуть не бодрый после всего этого ночного испытания.
Спустя несколько миль вдоль берега, моя дорога стала подниматься и вела теперь через северную горную гряду Промонтори. На этих холмах мне достались считанные мили твёрдого гравия, предоставив возможность для лучшего в Юте наката. Я катил так быстро, насколько это возможно, а надо мной неслись хмурые грозные тучами. Но прежде, чем мне удалось достичь вершины, холмы подверглись натиску грозового шторма, и я, казалось, был окружён поистине дружеским вниманием грохота и света. Они уже скорее были вокруг меня, чем над моей головой. Стадо полудиких лошадей, застигнутое врасплох яркими всполохами и низвергающимися раскатами грома, в панике неслось по горной тропе навстречу, угрожая промчаться аккурат по мне всем своим стремительным табуном. Вытянув свой шестизарядный револьвер, я пальнул несколько раз в воздух, чтобы привлечь их внимание, тогда они резко свернули влево, и диким необузданным потоком унеслись под холмы к равнине.
Большая часть ливня выпала на равнину и в озеро, и когда я добрался ключевой высоты, сделал паузу, чтобы полюбоваться видами озера и окружающей местности. Более благоприятной возможности навряд ли бы мне представилось. Шторм стих, и я увидел издалека, как волшебная радуга простёрлась над долиной и облокотилась одним концом своей разноцветной красоты на небесно-голубую поверхность озера.
Вид из этой точки на
