какие у меня планы на лето.
Я полулежал на сиденье, волнуясь, что купленного не хватит на завтра.
— Нужны разные штуки для универа. Лампа там. Могу заняться завтра, — говорил я с сонным видом. — Если дашь мне денег.
Он отвернулся к окну.
— Мы с мамой подумали, тебе бы съездить в Индию, к дяде. Отвлечься от всего.
— Не знаю, — неохотно сказал я. — Вряд ли.
Он кивнул.
— Мы тебя не заставляем. Все говорят, это должно быть твое собственное решение.
Я услышал такой глубокий вздох, будто он выпустил из себя весь воздух.
— Как будто нам нельзя тебе помогать.
Я ничего не сказал. Трудно было переварить мысль, что отец прибег к консультациям всяких врачей и специалистов по поводу наркозависимости своего сына.
Когда мы уже были у дверей дома, он остановился, дотронулся до моей руки и сказал, что завтра хочет пойти по магазинам вместе со мной и купить все необходимое для учебы.
Я кивнул.
— Пожалуйста, — сказал он, не сдержавшись.
— Не говори «пожалуйста», — ответил я очень тихо, радуясь дождю.
Вернувшись в дядин дом, я услышал, что Джай еще на террасе и говорит по телефону, его тень двигалась по бетонной стене. Вот он появился, потирая ладонью то ли шею, то ли затылок. Я прошел к себе и вытащил рюкзак, в котором звякали пустые бутылки из-под «Бэгпайпера». Там и на половину пластикового стаканчика не набралось бы. Я услышал, как по лестнице спускается Джай.
— Как родители? — спросил он, пока я застегивал рюкзак и задвигал обратно под кровать. Дядя выглядел радостно и явно был полон нетерпения.
— Хорошо. Все в порядке. Я бы хотел перекусить.
— В холодильнике что-то морковное, положи себе. Выглядишь получше.
— Прости, что заставил поволноваться, дядя. И спасибо, что позаботился обо мне.
Он отмахнулся от моей благодарности: ничего он такого не сделал, только дал кров, пока я боролся с лихорадкой.
— А мне нужно сбегать в контору, а потом встретиться с клиентом в Капуртхале. Наконец-то стоящее дело!
Он вывернул запястье и посмотрел на часы.
— Твоя тетя ушла за покупками…
Я ничего не сказал. Мне не хотелось присматривать за Соной, хотя я знал, что нужно. А хотелось мне в винный.
— Вернется через минуту-другую наверняка. Просто посидишь с ним?
— Конечно, — улыбнулся я.
— Уверен? — теперь уже в его голосе появилось сомнение, и я взял себя в руки.
— Да все будет в порядке.
Проводив его до ворот, я взобрался по лестнице, с пятки на носок, с пятки на носок, вздрагивая при каждом шаге, и отыскал своего брата. Он валялся на огромной кровати в гостиной, погруженный в просмотр «Скуби-Ду» на хинди. Штанины его камуфляжных шортов шевелил ветерок от вентилятора.
Я сел на край кровати, такой высокой, что даже я мог болтать ногами, и начал нетерпеливо, беспокойно постукивать пятками. Вернется через минуту-другую. Через минуту-другую. Через минуту. Другую. Но не вернулась.
— Не стучи, — сказал Сона, не отрывая глаз от экрана.
Я извинился и подтянул колени к подбородку, аккуратно подсунув ступни под себя. В суставах выстрелила боль, как на прошлой неделе, и я тут же вскочил.
— Пошли гулять.
Я пообещал прокатить его на закорках, но через пару минут он сделался тяжелый, как лошадь, и я уговорил его слезть и пойти своими ногами. Он не был толстым мальчиком, вовсе нет, просто у меня не осталось сил. Базар оглушил и запутал, и Сона взял меня за руку, пока я прокладывал путь. Он ничего не говорил. Довольно замкнутый ребенок — наверное, это было неизбежно, в несчастливом-то доме. На выходе с базара на нас обрушилась свирепая жара; солнце с размаху било в белый купол сикхского храма. Острые осколки света причиняли мне боль. От асфальта поднимались клочья пара.
— Сюда, — сказал я и потянул Сону к занесенной песком обочине.
— Мы уже пришли?
— Да, да, — говорил я, хотя идти оставалось еще несколько минут. Всем винным магазинам было приказано держаться на окраине деревни, подальше от приличных людей.
На месте я усадил Сону на бетонную ступеньку у стены, в узкой полосе тени, и пообещал на обратном пути мороженое. Я подошел к зарешеченному окну, за которым стоял владелец — в майке-сетке и слепой на один глаз, никогда не забуду. Глазное яблоко было совершенно белое, с отливом, не считая двух красноватых прожилок крест-накрест, напоминавших прицел. Я попросил у него полстакана самого дешевого спиртного, и он протянул мою порцию через оконце. Жидкость пахла уксусом, а на вкус была и того хуже, но притупила мои обостренные чувства и приструнила разбежавшийся дерганый ум.
— Англандия? — спросил он, когда я выразил желание купить три бутылки этого пойла.
Я кивнул.
— Откуда? Моя семья Мэдихед.
Мэйденхед. Странно, что он перешел на английский, хотя я только что говорил с ним на чистом панджаби[15]. Только позже я сообразил, что во все время ломки говорил невнятно и с запинками, как человек, чье тело яростно бунтует.
— С севера.
— Манчестер?
— Абердин, — соврал я, чтобы положить конец разговору.
— Абердин знаю! Работаю малое время в Торри[16]. Где живешь?
Я пробормотал что-то про футбольное поле рядом и, пока он не задал других вопросов, схватил сумку со звякающими бутылками и вернулся туда, где прикорнул Сона.
— Пошли, друг, — сказал я.
Он сидел, обхватив колени руками и положив голову на сгиб локтя. Я поставил сумку и поднял его лицо, позвал по имени. Он был бледен, как-то весь обвис и обмяк, лицо вялое и не в фокусе. Я стал громко звать на помощь и просить срочно воды; сердце понеслось вскачь.
Вечером я сидел у себя в комнате и слушал, как тетя орет на дядю, который тщетно пытается успокоить ее или хотя бы добиться, чтобы она понизила тон. Всему базару было слышно.
— Наплевать! Может, там есть понимающие люди, не то что ты! Я знала, что вышла за идиота, но думала, даже тебе хватит здравого смысла не подвергать собственного сына опасности.
— Куку, пожалуйста, подумай. Что скажет сестра, если я выставлю ее сына вон?
— Вы посмотрите на него, полюбуйтесь! За что мне муж-импотент! Я крест на себе поставила, когда за тебя вышла!
— Куку, мое терпение лопнет. Остановись, прошу.
— Только попробуй поднять на меня руку! Только тронь!
— Я твой муж. И я требую к себе уважения.
Тут я вздрогнул, потому что раздался звук пощечины, а зеваки, толпившиеся у входа на базар, хором ахнули. Я так и знал, что она его треснет.
К тому времени, как он спустился ко мне, я уже упаковал чемодан
