Ничего не найдя, Джон закричал нечеловеческим голосом. В этом вопле было и облегчение от того, что он не нашел свою дочь убитой, и в то же время – боль и страх перед неизвестностью. Своим криком Джон спугнул летучих мышей, притаившихся на деревянных балках, и они стали неистово кружиться вокруг него в темноте, царапая его уши и лицо чем-то ужасно острым. Он сбежал по лестнице, выскочил за дверь и быстро закрыл ее за собой. Однако одной или двум летучим мышам все же удалось проскользнуть в открытую на секунду дверь, и они исчезли где-то на втором этаже дома.
Оставалось еще осмотреть подвальный этаж, где находились мастерская и комната для стирки белья. Кроме того, он не был еще в гараже, садовой беседке и небольшой постройке, где хранилась лодка. Однако он уже знал, что ничего там не найдет, и потому не стал терять времени на бесполезные поиски. Дорога была каждая минута.
«Вот оно, – подумал Джон, направляясь к телефону в спальне. – Час расплаты пробил. Пришло время заплатить за то, что я делал. Неужели люди были правы, и я – дьявол, помогающий всякой нечисти, соучастник страшных преступлений? Может быть, и в самом деле никто не должен защищать убийц?»
Джон сел на кровать и снял телефонную трубку «И вот теперь моя собственная дочь пропала – так же, как те девушки. Боже, как я теперь понимаю, что чувствовали их родители, как понимаю…» – подумал он. Руки его были влажными, и телефонная трубка почти выскальзывала из его ладони. Джон пытался набрать девять-один-один, но дрожащие пальцы не слушались его и попадали мимо кнопок. В конце концов, ему удалось взять себя в руки, и он набрал уже первые две цифры, как вдруг до его слуха донесся звук открывающейся входной двери. Залаял Брейнер, и послышался радостный возглас Мэгги:
– Он дома! Вот его портфель! Папочка!
– Мэгги! – закричал Джон.
Он сбежал вниз по лестнице. Дочь летела навстречу и бросилась ему в объятия. Она обняла его изо всех своих сил, и Джон, обычно старавшийся сдерживать ее, сейчас тоже крепко сжимал Мэгги в своих руках. Брейнер пытался втиснуться между ними, но ему это не удавалось.
– Мы не думали, что вы вернетесь домой так рано, – произнесла Кейт Хэррис.
Джон поднял глаза и посмотрел на нее поверх головы Мэгги. Кейт улыбалась. Или, по крайней мере, старалась улыбаться. Ее губы были растянуты в улыбке, и на ее нежных веснушчатых щеках появились ямочки, но ее глаза, цвета речной воды, были такими печальными, что казалось, они уже давно разучились улыбаться.
Однако Джон не был расположен во всем этом разбираться. Он осторожно высвободился из объятий дочери и спросил:
– Почему Мэгги не в школе?
– Она не захотела идти, – ответила Кейт.
– Она должна была пойти в школу. Почему вы ее не убедили?
– Я?
– Вы же взрослый человек, вы должны понимать.
– Что ж… – протянула Кейт, как бы думая над его словами, – пожалуй, вы правы.
– И где же вы были все это время? – спросил Джон.
– Мы хотели немного развеяться, Мэгги очень переживала за вас, – сказала Кейт со своим легким южным акцентом.
– Да, я очень переживала, – подтвердила Мэгги.
– Мэгги, пожалуйста, оставь нас на минуту. Иди на веранду и жди меня там, хорошо?
– Папа, не сердись, – произнесла девочка.
Вид у нее был несчастный.
За последние два года Джон часто видел ее такой, и он уже знал, что в подобных случаях следует делать. Нужно было пообещать дочери что-нибудь приятное, что могло поднять ей настроение.
– Я поиграю с тобой в шашки, – сказал он, хотя в офисе его дожидалось множество дел. – Иди, готовь доску.
– Хорошо, – согласилась Мэгги, отступая назад. – Но только ты не сердись на Кейт.
– Не волнуйся, – ответил Джон. – Иди, доставай шашки.
Они посмотрели, как Мэгги прошла по холлу и скрылась за дверью. Джон заметил, что мешковатая испачканная футболка дочери была теперь почему-то еще и мокрой, но ее неровно подстриженные волосы были аккуратно причесаны.
– Послушайтесь своей дочери и не сердитесь на меня, – с улыбкой отметила Кейт: она стояла перед ним безупречно одетая и ухоженная, но отвороты на ее серых брюках тоже почему-то были мокрыми.
– Она еще ребенок, – сказал Джон, – и ничего не понимает. Где, черт возьми, вас носило? Я чуть с ума не сошел и готов был уже звонить в службу спасения и полицию – я думал, что вы похитили мою дочь…
Улыбка сошла с лица Кейт. Все это время она держалась спокойно и даже немного кокетливо, но сейчас она была просто шокирована.
– Простите, я не думала, что заставлю вас так сильно переживать.
– Могли бы догадаться!
– Честное слово, я рассчитывала, что мы успеем вернуться домой до вашего прихода. Мы только съездили на автомойку, которая неподалеку отсюда…
– Как? Вы ездили мыть свою машину? – Джон почувствовал, как кровь ударила ему в голову. Да, она точно стала бы победительницей конкурса на самую плохую няню!
– Нет, мы… – начала Кейт.
– У меня нет времени на разговоры с вами, – сказал Джон, потирая висок. Голова была тяжелая, в ушах шумело. – Сейчас мне нужно поиграть с Мэгги в шашки, а потом я возьму ее с собой в офис: видите ли, у меня много работы – боюсь, вам этого не понять!
– Я все понимаю, и я с удовольствием останусь с Мэгги.
– Нет уж, спасибо, – ледяным тоном ответил Джон.
– Уделите мне одну минуту, и я все вам объясню.
– В этом нет необходимости, мисс Хэррис.
– Уверяю вас, есть! Это для меня очень важно! Я ждала…
– Я не знаю, что может быть оправданием тому, что вы увезли с собой моего ребенка, ничего мне не сказав и даже не оставив записки. Это возмутительно! Это, если хотите знать, преступление. Закон о киднеппинге гласит…
– Но не можете же вы в самом деле думать, что я хотела похитить Мэгги! Пожалуйста, выслушайте меня!
Джон отрицательно помотал головой и вытащил из кармана несколько двадцатидолларовых купюр.
– Вот возьмите, чтобы компенсировать свои расходы. Я позвоню в агентство и скажу, что вы нам не подошли.
Кейт попятилась к двери, не притронувшись к деньгам. Джон посмотрел в ее глаза и увидел в них искорки смеха.
«Что? Неужели она находит все это забавным?» – с раздражением подумал он и вслух произнес:
– Возьмите деньги. Или вы хотите, чтобы я расплатился с вами через агентство?
– Да, так будет лучше, – промолвила Кейт.
Слова прозвучали холодно, но ее глаза излучали тепло. Они светились, как сине-зеленая вода в реке, освещенная солнечными лучами.