– Мой король, все, кто знает о его сущности, предупреждены о необходимости хранить тайну под страхом изгнания в глубинные подземья вместе с семьями, – в который раз за эти дни проговорил Ндар.
– Да. Да.
Югрунн остановился у другого окна и снова стал смотреть на дракона. Дракон полулежал на валуне, опершись на локоть, улыбался каменному своду и пел. Король не мог слышать ни звука, по губам читать он тоже был не мастак, да и не пытался – и так знал, что Илидор поёт о предназначении, которого нет, и выборе, который волен делать каждый смертный, а ведь драконы тоже смертны.
Югрунн перевел взгляд на колонны. Оттуда за драконом наблюдали, пригнув головы, машины-стрелуны, они щурили красные глаза и скалили железные зубы, и из их пастей вырывался пар. Мастера-механисты держали стрелунов за поводки крепко-накрепко, наверняка аж перчатки хрустели от напряжения. Наклонившись к машинам, они что-то успокаивающе говорили в прижатые к головам уши, один механист даже поднял на лоб очки и расстегнул шлем. С того места, где он сидел, дракон не мог видеть машин, а чувствовал ли их, ощущал ли на своей коже их полные ненависти взгляды и каким чувством эти взгляды его наполняли – знал только сам Илидор.
– Но после того, как о нем станет известно, у нас появятся новые трудности, – опять же не в первый раз заметил Ндар. – Конечно, гномы любят тебя, мой король, и многие уже так или иначе знают о пользе, которую успел принести дракон. Они примут его и поверят ему, если ты ему веришь. Но посольства? Но Храм солнца? Как воспримут это люди и, что важнее, как поступят эльфы?
– Он не принадлежит ни людям, ни эльфам, – отрезал Югрунн. – Они знают это. Он ничей.
– Но дракон сбежал из Донкернаса и появился в Гимбле – эльфы не проглотят это молча, мой король.
– Я знаю, – Югрунн махнул рукой, словно отгоняя навозную муху, и тут же его ладонь сжалась в кулак. – А ты знаешь, что для нас это вопрос чести: не дать дракону погибнуть! Не дать погибнуть самому достойному из наших врагов!
2.2
Гномы обычно не обращали особого внимания на Илидора: не так уж мало людей и эльфов ходит по Гимблу, пусть обычно у них и не бывает таких одухотворенных лиц – а он выглядел как человек, вернувшийся домой после долгих странствий или как деревенский ребенок, впервые попавший на городскую ярмарку. И за дни, проведенные в Гимбле, город ничуть не приелся дракону.
Однако сегодня шел по улицам без улыбки, без обычной своей песни, не приветствуя знакомых, которыми успел обзавестись. В Дворцовом квартале он не смотрел на выбитые в стенах статуи гномов-родоночальников, которые обыкновенно любил разглядывать, всякий раз отмечая всё новые детали резнического искусства и удивляясь, какими живыми выглядят каменные лица – словно продолжают безмолвно бдить за потомками и следить, чтобы те не посрамили славных имен своих предков.
Против обыкновения, Илидор не замедлил шаг и на широком Треглавом мосту, чтобы послушать, как отдаётся эхо шагов в пустотелых камнях, не остановился у перил, чтобы посмотреть на тревожный поток тёплой реки Галан и помахать гномам, которые пришли к ее берегам со стиркой или за пресной водой.
Дракон даже не постоял в Храмовом квартале, чтобы послушать пение жрицы, только кивнул ей с натянутой улыбкой – а ведь сегодня пела прекрасная Фодель, и всего несколько дней назад они с Илидором, стоя в этом самом месте, беседовали долго, с огромным обоюдным удовольствием и отнюдь не о вере в отца-солнце.
Размашисто прошагал через Перекресток, не улыбнувшись крикам и пению из харчевен, не перекинувшись словечком с торговцами, не проведя пальцами по завитушкам «счастливого» кованого указателя «Бегуны на север». Бегунная дорога, которую начали строить до войны, так и не была закончена, успели построить только часть тоннелей со стороны Масдулага и часть – со стороны Гимбла. Разработки самих машин-бегунов вели в Масдулаге, но наладить их создание не успели – даже одного работающего бегуна масдулагские мастера не успели собрать до войны. А механисты Гимбла никогда не делали ничего подобного, да и не пытались: транспорт был совсем не по их части, хотя некоторые их боевые машины могли подвезти или поднести хозяина, но скорость у них была не та и назначение – не то, просто кататься на себе они бы никогда не позволили.
Единственная удачная транспортная машина, созданная гимблским мастером, была собрана где-то в глубине подземий неизвестно из чего и сгинула вместе со своим создателем-механистом в последние годы войны. Никто даже не знал точно, где именно это произошло.
«Никто не знает точно», – одними губами повторил Илидор, остановился, тяжело дыша, посмотрел наверх, где терялся в дымке каменный свод. Сжал кулаки. Длинно, затейливо, тоскливо выругался и пошел дальше, глядя себе под ноги. Губы дракона были крепко сжаты, кулаки стиснуты, золотые глаза горели так яростно, что их отсвет падал бликами на ресницы. То и дело он издавал тихий, очень низкий горловой рык, и слышавшие его гномы провожали Илидора недоуменными взглядами: трудно было поверить, что человеческое горло может произвести такой звук. И человеческое действительно не могло.
Он ни разу не поднял взгляд на машины-стрелуны – морды-обрубки, сутулый медвежий силуэт, короткие ноги, укрытые стальными пластинами, три толстых копья лежат в ряд между лопаток, и из-за пригнутых голов кажется, будто через миг копья сорвутся и полетят в цель. Не посмотрел дракон и на стражих змей – плетения из шарниров, шестерней, подвижно соединенных пластин, вечно звякающих, вечно лязгающих, вечно сверкающих злыми красными глазами. Стрелуны стояли на сторожевых башенках вместе со своими механистами, змеи патрулировали улицы, ползая по уступам, нарочно устроенным в скалах за домами. Обычно Илидор не упускал возможности посмотреть на патрульные машины с ехидным прищуром и широченной улыбкой, как бы говоря: я тут, я дракон, и вы мне ничего не сделаете, а если я ничего не показываю вам на пальцах, то лишь из опасения, как бы пар негодования не разорвал вас на маленькие деталюшки – ведь летающие деталюшки могут кого-нибудь поранить. Но сегодня, заслышав звук машины на стене или проходя мимо патрульных башен, Илидор только ускорял шаг и крепче стискивал зубы, так что они начинали хрустеть.
В квартале Мастеров он чуть не наступил на нищего, сидящего на обычном своём месте, под указателем, и едва ли это заметил, зато нищий проводил дракона внимательным взглядом разноцветных глаз: левый был карий, а правый – зеленый. Илидор прошел по кварталу бледной тенью самого себя, глядя под ноги и едва ли замечая дорогу, не полюбовавшись по обыкновению на гигантскую памятную плавильню, вделанную в ограждающую стену, не вдохнув полной грудью запах горячей лавы, стекавшей с другой, дальней стены, не подставив лицо ветру, который гнали воздуховодные шахты.
В дом Конхарда он ввалился с грохотом, запнувшись о стоящие у порога сапоги. На шум выбежала Нелла, жена Конхарда – такая же немолодая, как он, уютная, круглолицая, в одном их своих всегдашних платьев с оборками и широким поясом, отделанным коваными завитушками. Увидев перевернутое лицо Илидора, Нелла всплеснула руками и тут же прижала ладони к щекам.
