Деймиен слегка наклонил голову, а у Саши отвисла челюсть. Он оглянулся вокруг, словно ожидая, что Майкл будет немедленно сражен молнией.
– Как вы смеете говорить в таком тоне с его высочеством?
– Черт возьми, с чего это принц Нвенгарский явится вдруг в Литтл-Марчинг? – спросил Майкл. – В поисках давно утерянной принцессы? Ни больше, ни меньше? Вы что, за дураков нас считаете?
Деймиен встретился с ним взглядом. Выражение лица у него было таким же спокойным, как и у Майкла. «Он понимает, кого следует убеждать, – подумала Пенелопа. – Не меня и не мою мать».
Разумеется, Деймиен вовсе не беспокоился насчет Пенелопы. Она же мгновенно ему покорилась, таяла в его объятиях, позволила ему делать все, что он только пожелает. Должно быть, он верит, что уже завоевал ее.
Девушка рассматривала его прямой стан, могучее тело, спокойные, твердые глаза. Он вполне может быть прав насчет Пенелопы.
– Но, папа! – начала было Меган, в свою очередь пристально разглядывая Деймиена. – Он выглядит как принц.
– Пенелопа, пожалуйста, отведи Меган к себе в комнату, пока мы не разберемся с этим делом.
Меган прекрасно знала, что когда отец начинает говорить таким тоном, спорить с ним бесполезно, а потому лишь сделала книксен и отозвалась:
– Да, папа.
Пенелопа тупо позволила выдворить себя из гостиной. В холле царил хаос. По лестнице вверх-вниз носились по крайней мере дюжина лакеев в ливреях военного образца. Мейтерс орал на них, но они игнорировали его с жизнерадостным видом. Два лакея огромного роста указывали, что делать, и лающими голосами отдавали приказы по-нвенгарски.
Багаж принца состоял по крайней мере из сорока чемоданов. Все они выстроились у лестницы и ждали, пока их по одному поднимут наверх.
Меган захихикала:
– О Господи! Теперь-то уж папе придется ему поверить. Я собираюсь написать Кэти Роупер и всё ей рассказать. Представь только, она задирает нос лишь потому, что ее сестра вышла замуж за барона! А ты выйдешь за принца!
– Я ни за кого не собираюсь выходить замуж, – пыталась возражать Пенелопа.
Никто не обращал на ее слова ни малейшего внимания. Меган поскакала вверх по ступенькам. Мейтерс кричал. Лакеи энергично таскали чемоданы.
Пенелопа вышла из дома, пробежала по лужайке и устремилась к павильону, который прятался в глубине парка. Круглый павильон имел одну открытую сторону, вдоль которой выстроились греческие колонны. Внутри находилось несколько статуй греческих философов. Фриз украшали высказывания Аристотеля на древнегреческом языке.
«Это постройка твоего деда, – презрительно фыркая, говорил отец Пенелопы. – Глупость, да и только».
Пенелопа любила павильон потому, что никто и никогда сюда не приходил. Кроме того, с открытой его стороны был чудесный вид нареку, тихо катящую свои воды с другой стороны луга. Мирная картина, тихое место. Ее место.
Что вдруг случилось со всем светом сегодня? Она отправилась на прогулку в деревню вместе, с Меган, а теперь все стало с ног на голову.
Она не может быть принцессой. Это просто смешно! Но ведь Деймиен и тот человек с ним, Саша, в это верят.
Как только они начали говорить о кольцах и о предназначении ее матери, Пенелопа осознала, что она тоже принадлежит к этому древнему роду.
А потом к ней повернулся Деймиен, посмотрел на нее своим напряженным взглядом и заявил, что она ему подходит.
Пенелопа опустилась на ступеньки, откинула голову и подставила ее ветру, который принялся трепать золотистые пряди.
Все эти разговоры, что он в нее влюбился, были просто чепухой. Принц он или проходимец, но он явился сюда, чтобы заполучить невесту. Причины, по которым он выбрал именно ее, выглядят несколько более экзотичными, чем у обычного джентльмена, но это не имеет значения.
Часть ее существа страстно желала поверить ему, когда он коснулся ее лица и сказал:
– Я полюбил тебя.
Это не может быть правдой. Пенелопа унеслась мыслями к тому моменту, когда они стояли на летнем лугу, а его губы касались ее лица и шеи. То было настоящим.
Она вспомнила туман у себя в голове, вспомнила, как ей казалось, что позволить себя обнять, склоняться над ней, ласкать ее – это правильно.
И когда он остановил на ней взгляд, зная, что она – наследница кольца, это тоже казалось правильным.
Ничего не поймешь.
Пенелопа попыталась собраться с мыслями. Обычно ей это легко удавалось, но сейчас все так запуталось.
«У тебя ясный ум, – часто повторял отец. – Не то, что у твоей матери. Поэтому я тебя и люблю». И он гладил ее по голове, а глаза его сияли от гордости.
В детстве Пенелопе нравились его похвалы, но когда она стала подрастать, то поняла: у его слов есть обратная сторона – они возвышали Пенелопу и унижали мать.
Сэр Хилтон Траск не любил жену.
– Ты очень красива, Пенелопа, – повторял он. – Твоя мать тоже когда-то была красавицей. Но у нее пустая голова и легкомысленное отношение к жизни. Она – пустая раковина. А ты – здравомыслящая и умненькая. Ты превосходишь ее во всех отношениях.
Пенелопе казалось, что матери нет дела до его замечаний, но однажды она застала мать в слезах, хотя за несколько минут до этого та легко отмахнулась от оскорбительных слов отца.
– Мама, он не хотел быть жестоким, – сказала Пенелопа.
– Хотел, дорогая, хотел, – рыдая, возразила леди Траск. – Он ненавидит меня, а тебя любит. Так было всегда. Я не понимаю, чем провинилась перед ним.
Отец действительно как-то заявил Пенелопе:
– Единственное, что твоя мать сделала в жизни достойного – это подарила мне тебя.
Он отдал Пенелопе всю свою привязанность. Будь девушка тщеславна, она бы гордилась таким отношением, наслаждаясь мыслью о собственном превосходстве. Но тщеславие было ей не свойственно, и она лишь страдала оттого, что отец ни во что не ставит ее мать.
– Будь к ней добрее, – просила она отца.
– Я и так к ней слишком добр. Она получает сколько угодно денег и любые побрякушки, какие только захочет. Подобная женщина бывает счастлива, когда ты даришь ей какую-нибудь цацку.
По какой-то причине это воспоминание именно сейчас возникло перед внутренним взором Пенелопы. В глазах закипели слезы и покатились вниз по щекам.
– Я не хочу заставлять вас плакать, – раздался у нее за спиной голос Деймиена.
Пенелопа резко подняла голову. Принц стоял, привалившись к ближайшей колонне. Ветер с реки шевелил полы его сюртука. На нем не было шляпы. В тени павильона его темные волосы казались совсем черными. Сапоги были начищены, пряжки блестели, но на подошвах осталась грязь от их прогулки по лугу.
Его поцелуи все еще горели на ее губах. Этот человек разжег в ее душе пламя, о котором она не имела представления.
