— Говорят, буду жить. — Бен смотрел на дорогу. — Элли, скажите, а зачем вы это делаете? — Фолкнер сделал паузу. — Официантка, уборщица, сторож… Вы интеллигентная женщина, неужели не можете найти другую работу?
— Вы назвали меня интеллигентной? А разве вас не смущает мой ужасный вкус? Я имею в виду любовь к готическим романам?
— У каждого есть слабости.
Элли вовсе не считала свое пристрастие к литературе подобного рода слабостью. Но не стала полемизировать на эту тему с доктором филологии. Лишь спросила:
— А какие слабости, если не секрет, у вас?
— Вы слишком любознательны, девушка. — Он взглянул на нее покровительственно. — Всегда были такой? Кстати, сколько вам лет? Двадцать? Двадцать пять?
— Неприлично узнавать возраст женщины. Но вообще-то мне двадцать шесть.
— Двадцать шесть. Отлично. А я думал, меньше.
— Знаю, я очень хорошо сохранилась.
— И остались невредимой?
— Что вы имеете в виду? — Элли покраснела. Она дернула плечиком. — Я не собираюсь раскрывать вам личные тайны. Оставьте меня в покое.
— Ну не сердитесь, милая. Вы, право, ведете себя как школьница.
— Вообще-то я учительница. Правда, бывшая. Некоторое время назад переквалифицировалась в писательницу. Хотите верьте, хотите нет.
Казалось, что это сообщение не произвело на Фолкнера никакого впечатления. Элли даже стало обидно.
— Я общаюсь с поэтами, критиками, очень интересными людьми, — продолжила она.
— И носите тяжелые подносы с выпивкой. Лишь бы не подвести свою знакомую. — Бен сморщился. — А что она делает для вас?
— Сью дает мне работу, платит деньги. Писатели ведь тоже хотят есть.
— Пока вы не зарабатываете на жизнь лишь творчеством, я буду считать вас обычной официанткой.
— Кажется, и Ван Гог говорил примерно то же самое. Мол, не стоит настоящему художнику отвлекаться от своей основной работы. Впрочем, весьма спорное суждение, — добавила Элли. — Каждый живет, как может. Что зазорного в том, что я тружусь в нескольких местах? Не престижных? Ну и пусть. Я получаю за скромную работу неплохие деньги, но еще и успеваю печататься. Недавно были опубликованы мои статьи… Я хочу, чтоб вы знали…
Бен Фолкнер почему-то молчал. Он не верил девушке.
— Да если хотите знать, я написала целый роман, я… — Элли, надув губы, притихла.
Казалось, что филолога полностью захватили какие-то свои мысли. Но наконец он спросил:
— А я смогу прочитать ваш шедевр?
— Скоро мою книгу издадут. Мой литературный агент занимается этим вплотную.
— У вас и агент есть. Потрясающе. — Бен иронично улыбнулся.
Элли обиделась.
— А чем я хуже Джейн Остин, например? У нее ведь был агент, и она ведь писала очень неплохие романы. Думаете, я не могу?
— И ваша любимая Эмилия Бронте тоже была талантливой писательницей. Но тематика ее произведений… Мне лично не по душе. — Бен Фолкнер не собирался отказываться от своего мнения. — Что же касается описания чувств в любовных романах, их авторам надо быть как-то тоньше, деликатнее, что ли. Я уже не говорю о творениях современных авторов. Сущий кошмар.
— Да, может, вы и правы.
Элли не стала больше с ним спорить, подумала о земном. Ей так хотелось остаться в доме Фолкнера. Она знала там каждый уголок, привыкла к обстановке. В конце концов, практически каждый день убиралась в особняке, содержала его в полном порядке. Должен ведь Фолкнер оценить это.
— А в школе вы не хотите преподавать? — филолог продолжал разговор на тему профессий. — Учителем быть почетно.
— Так считает и мой отец. Кстати, он помогал мне в материальном плане, когда я училась в университете. И не переставал повторять, что быть учительницей для женщины — самая подходящая работа.
— Профессия, способствующая созданию крепкой семьи? Верно?
— Отец считает, что из женщин-учителей получаются идеальные супруги.
— Понятно. Впрочем, бывает по-разному. — Фолкнер серьезно посмотрел на Элли. — Скажите, а ваш отец знает, как вы зарабатываете на хлеб?
— Я стараюсь не говорить с ним на эту тему. — Голос девушки задрожал. — Ведь особо хвалиться нечем. Официантка, помощница по хозяйству — не о такой судьбе для дочери он мечтал. О чем же папа будет рассказывать своим приятелям в гольф-клубе? О том, что его дочурка служанка? Однако во всем есть и положительная сторона.
— И какая же в вашем случае?
— Поскольку я ушла из школы, мне теперь не надо проводить много времени за проверкой ученических тетрадей и не надо постоянно думать о составлении школьных планов. У меня появилось время для писательского труда. И это меня очень радует. Днем я занимаюсь физической работой — мою, стираю, глажу, и мои мозги отдыхают. А вечером я начинаю фантазировать, выстраиваю сюжет своего очередного произведения…
— Ясно, — буркнул Фолкнер.
— Жизнь слишком коротка, Бен. Надо многое успеть, надо осуществить свои мечты… — Элли немного помолчала. — Мой муж Шон не успел, рано покинул этот мир. Помню, Шон часто повторял: «Я вижу — над землей парит шарик моей удачи, и я поймаю его». — Она чуть не разрыдалась.
Бен был ошеломлен. Он пытался переварить полученную информацию. Значит, эта молодая женщина успела побывать замужем? Она вдова? Неожиданный поворот.
— Шарик удачи. Образное выражение. — Фолкнер и не знал, что еще сказать.
А Элли продолжила:
— Мы с Шоном, словно дети, очень любили запускать в небо разноцветные шарики. Это стало для нас своеобразным ритуалом. А еще мы с мужем часто гуляли вдоль быстрой реки и вообще после свадьбы старались не расставаться надолго… — Она горько покачала головой.
Бен сочувственно посмотрел на свою спутницу.
— И еще мы с ним упорно учились, — продолжала Элли. — О ребенке, конечно, думали. Но не успели.
— Извините, а что случилось с вашим мужем?
— С Шоном? — Она приподняла голову. — Было обычное воскресенье. Мы встали, а потом слегка поцапались. Во время ночного «рейда» к холодильнику он выпил все молоко. Боже, какая мелочь. Но тогда меня это разозлило. Ну, Шон попросил, чтобы я не нервничала по пустякам, как всегда, надел наушники и отправился в магазин. За этим дурацким молоком и за газетами. Купив все это, он стал переходить дорогу, даже не взглянув на светофор. Не мог оторваться от газетных заголовков. В прессе сообщалось о переходе футбольной команды «Менчестер юнайтед» в высшую лигу. — Элли сделала паузу. — Шона сбила машина. Потом прибежали за мной…
Габриэлла прикрыла глаза руками. Она на несколько мгновений вернулась в прошлое. Туда, к мужу, лежавшему на дороге и прикрытому газетами, пропитавшимися кровью и молоком. Она баюкала его как маленького, прижав к своей груди, и горько плакала. На прощание Шон тихо произнес: «Элли, я больше не увижу шарика своей удачи…»
