Елена продолжала думать о наполненных паром пещерах Коултоки, и вода в ванной тем временем нагревалась все больше и больше; едва теплая поначалу, через несколько минут она стала почти горячей! Елена распахнула от удивления глаза.
Кожа ее покраснела от жары так, что ей пришлось встать в ванне, и почти со страхом девушка заметила, как по ногам поднимаются вверх прозрачные пузырьки воздуха. И едва Елена успела выскочить из ванны, как вода в ней забурлила и закипела.
Больше того, все поднимаясь, вода выплеснулась за край ванны и с шипением стала литься прямо на дубовый пол. Комната наполнилась удушливым паром. Быстро перебирая от жары ногами, Елена бросилась к двери. Что происходит?
Распахнув двери, она уже готова была позвать на помощь мать, но в этот момент вода в ванне взорвалась огромным клубом пара, и крик замер на губах девушки. Горячий воздух ударил ее в спину, и, голая, она вылетела в соседнюю комнату.
Елена упала на ковер и проехалась по полу, таща его за собой, и только когда остановилась, обнаружила, что в комнате она не одна. Отец вскочил с кушетки, где лежал, наслаждаясь вечерней трубочкой. Брат с раскрытым ртом застыл в кресле.
Елена скорчилась на полу. Трубка выпала из побледневших губ отца, с громким стуком ударившись об пол:
— Елена, девочка моя, что с тобой?
— Я ничего, ничего не делала! Только вода почему-то становилась все горячей и горячей! — Только тут она почувствовала, как на ней буквально горит ошпаренная кожа, и глаза ее наполнились слезами.
Джоах вскочил и бросился тушить уже затлевшийся от высыпавшегося табака ковер, и, как он ни старался сосредоточиться только на ковре, щеки его пылали.
— Елена, может, тебе все-таки лучше завернуться в полотенце?
Она глянула на себя и заплакала от стыда и обиды. Сверху по лестнице уже спускалась мать в одной ночной рубашке с зажатым в руках халатом.
— Что здесь происходит? Никогда не слышала подобного шума! — Глаза ее остановились на голой дочери, и она бросилась к ней почти бегом, — Ты красная, как свекла, надо скорей чем-нибудь намазаться!
Девочка покорно закуталась в материнский халат, но даже прикосновение его мягкой ткани было для ошпаренной кожи болезненным и грубым. Морщась, девушка с трудом встала на ноги.
Отец и Джоах уже зашли в ванную.
— Ванна треснула, — объявил отец, и в голосе его звучал почти ужас. — А мастика на полу вспучилась. В целом такой вид, будто кто-то пытался поджечь нашу ванную, — отец испытующе посмотрел на дочь.
— Ну и наделала ты бед, сестренка, — хмыкнул Джоах.
— Замолчи, парень, — оборвал его отец. — Что здесь все-таки произошло?
Мать обняла Елену, словно защищая:
— Не сейчас, Брукстон. Правда, не время, Видишь, девочка обожглась. Да рассуди здраво, как она могла это сделать? Разве ты видишь где-нибудь пепел или запах керосина? — Отец проворчал что-то сквозь зубы. — Она и так сегодня натерпелась, оставь ее. Разберемся завтра утром, хорошо? А сейчас надо подлечиться.
Елена инстинктивно прижалась к матери. Что же действительно произошло? Как объяснить то, что бессловесная ванна едва не сварила ее живьем? У девушки не было ответа на этот вопрос, но в глубине души она все равно почему-то чувствовала виноватой в этом именно себя. Елена снова вспомнила превратившееся в пепел яблоко, и голова у нее заныла. Весь день одна тайна за другой.
— Пойдем наверх и помажем твои ожоги, — ласково обняла ее мать.
Девочка кивнула, хотя первая боль уже утихла, но, посмотрев на правую ладонь, обнаружила, что краснота на ней теперь сменилась некоей розоватостью, которую было не так легко отличить от цвета другой, ошпаренной руки. В конце концов, хотя бы такое утешение — маленькая компенсация за обваренную кожу и разрушенную ванную.
— Так что же произошло на самом деле? — прошептал Джоах, усевшись по-турецки в изножье кровати Елены. Он пробрался к ней в комнату, как только ушла мать, смазав ей спину и руки бальзамом.
Обняв подушку, девушка устроилась так, что почти касалась брата.
— Не знаю, — ответила она честно, стараясь говорить как можно тише. Ни один из них не хотел, чтобы этот разговор услышали родители, а голос отца продолжал бушевать внизу. И при каждом взрыве отцовского гнева краска стыда снова заливала щеки Елены. Действительно, они были не настолько богаты, чтобы сразу же заново отстроить ванную.
Неожиданно до них донесся и голос матери:
— Они говорили, что она может стать единственной! И я должна сказать им!
— Молчи, женщина , и не смей повторять такое! — взлетел негодованием голос отца. — По этой линии у вас в семье все чокнутые! Фила и Бол…
— Никогда не слышал, чтобы они так бесились! — толкнул ее коленом брат.
— А как ты думаешь, о чем это они? — Елена снова стала прислушиваться, но голоса родителей внезапно упали до шепота.
— Понятия не имею, — пожал плечами брат.
И девушка почувствовала, как слезы опять заливают ее щеки. Хорошо еще, что вокруг стояла непроглядная тьма.
— Странно, что какая-то ванна привела их в такое расстройство, — пробормотал Джоах. — Бывало, я делал пакости и похуже. Помнишь, когда я скормил Тракеру всю корзину с орехами? Мама из них еще собиралась сделать торт отцу на день рождения?
Елена не смогла удержать улыбки, и слезы высохли у нее на лице. Тракер, их жеребец, потом страдал от поноса всю ночь, и отцу пришлось весь день рождения провести в конюшне, чистя ее, а потом долгие часы выгуливать коня, чтобы у него не случилось колик.
— А когда я сказал детям Уокленов, что можно достать луну, если залезешь на самую верхушку кривого дерева? — он хихикнул в темноте.
Елена ущипнула брата:
— Самби тогда сломал руку, купившись на твою шутку.
— Ну, это он заслужил. Никому не позволено толкать мою сестренку в грязь.
И Елена живо припомнила тот день два года назад. Тогда она надела красивое платье в цветах, что подарила ей тетка Фила на праздник середины лета. А грязь испортила платье непоправимо.
— И ты сделал это из-за меня? — прошептала она со смесью восхищения и смеха.
— А для чего же у тебя есть старший брат?
Слезы снова угрожающие защипали Елене глаза. Джоах соскользнул с постели, нагнулся и обнял ее:
— Не беспокойся ни о чем, Эл! Кто бы ни сыграл с тобой эту шутку, я его найду. И ни один больше не посмеет насмехаться над тобой!
Она тоже обняла Джоаха:
— Спасибо тебе, — жарко прошептала девушка прямо ему в ухо.
Джоах отошел к двери и в последний раз обернулся к сестре:
— Кроме того, я не позволю этому таинственному шутнику морочить меня! Моя репутация непогрешима!
