- Хозяева! – постучалась я в дверь домика и раз и два. Снаружи дверь не была подперта веником, что всегда означало, что хозяева отлучились, но ненадолго. Так что я потянула дверное полотно на себя и вошла, опять окликнув: - Эй! Хозяева-а?!
- Тут я, - отозвался глухой женский голос и в углу прохладной чистенькой комнаты, на высокой старинной кровати с металлическими шишечками по бокам, кто-то зашевелился. Глаза уже приспособились к полумраку, и я увидела, как из-под одеяла показались две голые старческие ступни.
- Марик, подожди меня снаружи, - обернулась я к мужчине и он послушно вышел. А я присмотрелась к пожилой, да чего уж – очень старой женщине, которая уже опустила ноги и села, откинув в сторону одеяло. Седые, коротко остриженные волосы топорщились на голове старухи, из-под светленького байкового халата выглядывала розовая ночная рубашка. На морщинистом темном лице сильно выделялись светло-голубые глаза.
- Что ты хотела?
- Примете на постой, хозяйка? Я из строительной бригады, будем ставить дом на соседнем участке. Сильного шума и пьяного беспредела не будет, не переживайте. Мне бы уголок маленький, с мужиками в вагончике сами понимаете… И далеко ходить не хотелось бы, а у вас тут рядом, и само собой – не за бесплатно.
- Девятая, стало быть, - непонятно отреагировала старуха и сползла с кровати. Прошла босиком по тканой дорожке на дощатом полу и остановилась возле меня, окинув цепким взглядом с головы до ног.
- Какая ты… - прозвучало неожиданно.
- Спасибо? - растерялась я, - так что – возьмете к себе?
- Возьму, если поможешь с грядками. Немного… я всего ведро картошки сажаю – только молодую покушать, - кивнула она, а я с облегчением выдохнула:
- Да вообще без проблем!
- Это на тот случай, если разболеюсь, - бормотала старуха, - звать тебя как?
- Алена.
- Ален у меня еще не жило. Проходи, заселяйся. Вон там комната. Окошко только выставить придется, чтобы просушить и проветрить – там старая часть дома, оно не открывается.
- А чердак у вас жилой? - вдруг вспомнила я замечательный летний вариант проживания в родительском доме – простор, свобода и никакого визуального контроля.
- Сенник там был давным-давно. Труха да пыль только и остались – никому не нужно. Убираться дольше будет…
- Ну, это вообще не важно, где ночевать, главное – в доме электричество есть, мне работать нужно.
- Это сейчас кругом есть, разве – в лесу глухом? – отвернулась она от меня, обуваясь в короткие чуни. Потом спросила, поворачиваясь и глядя мне в глаза: - Ты сама меня нашла или присоветовал кто?
- Сама, - пожала я плечами, - ваш дом первый в селе и рядом со стройкой – очень удачно.
- Последний он, а не первый, отсюда до магазина далеко. А ничего, если про меня плохое говорить будут?
- А что могут сказать? Что вы злая? Не смешите меня.
- Если тебе скажут, что я ведьма? – допытывалась старуха, уже порядком утомив меня беспредметным разговором практически на пороге дома. Говорливая… может, и правда – поискать что-то еще? Но тут все так рядом…
- Все мы немножко ведьмы, просто на горячем не попались, - ответила ей, улыбаясь.
- Правда твоя, - по-доброму заулыбалась и она, и сразу стала выглядеть лучше и приветливее.
- Меня зови баб Маней, я уже привыкла – возраст… куда от него? А ты подходишь - веселая, - довольно кивала она головой, по каким-то своим критериям оценивая постоялицу. И вдруг добавила, сразу роняя мою самооценку ниже плинтуса: - И в теле.
Сговорились они, что ли?! И опять вспомнилось все то, что на время подзабылось за знакомством и разговором. И будто лампочку выключили внутри, я потухла…
- Марк, принеси, пожалуйста, мои вещи - остаюсь здесь, - выглянула я наружу.
- И скажи Ирине, что хозяйка хорошая, дом чистый. Справлюсь здесь – сообщу, пускай не названивает. На горе связь точно должна быть.
- Мы тут недалеко вышку проезжали, должна быть везде, - согласился мужчина.
Глава 7 Приходилось согласиться с тем, что баба Маня ведьма. Потому что этим же вечером мы с ней сидели за столом, пили чай из неведомых садовых трав с покупными пирожками, привезенными мною из города, и я рассказывала ей обо всем, что у меня случилось. Едкая и злая душевная горечь, вызванная больными воспоминаниями, прорывалась в подрагивающем голосе и нервном треморе пальцев… Я сжимала их в кулаки и всеми силами давила в себе жесткую нервную трясучку. Закончив с фактами, судорожно вздохнула и сделала выводы из собственного рассказа:
- И вот теперь я понимаю - о чем вы… после того, как вы это сказали, я понимаю, что я и есть та самая ведьма, потому что на кухню я метнулась за ножом, у меня в глазах мутилось, я убивать шла! Глаза вырывать, кишки на кулак наматывать! Плохо помню, на самом деле, но нож перед глазами стоит, вспоминается, как… сама не знаю. И удивляюсь, что в руках сковорода оказалась, а не он. Наверное, просто ближе - перед самыми глазами, а подставка с ножами стояла дальше. И еще вот… я женщина неслабая, девчонкой еще по два десятилитровых ведра с водой таскала. Мелкая, худая, а сила в руках всегда была. Сейчас тем более, но эта сковорода… она чугунная, толстая, большая. И вот ее я иногда едва не роняла - такая тяжеленная, а когда полная, так вообще... А тогда будто ляпачкой взмахнула.
- Что-й то еще такое? - забеспокоилась печально молчавшая до сих пор женщина.
- Мухобойка, не знаете? У нас дома так говорят. Палка с куском кожи, вырезанным кружком, чтобы мух бить. Там у нас их до черта летом.
- Не поминай врага, на ночь глядя, - строго цыкнула она, не меняя позы и не отрывая от щеки подпирающий ее крепкий сухой кулачок. Я машинально кивнула – нельзя, так нельзя.
- У нас на селе тоже было дело - мужик сам грузовик приподнял, чтобы жену его из-под него вытащили, да только поздно уже было… зря все, - вздохнула она, а потом вспомнила еще: - И по РэнТВ про такие случаи рассказывали, помню...
- У вас тут есть телевизор? – огляделась я внимательнее, и увидела – на самом конце стола у стены стоял объемный ящик старого образца, аккуратно накрытый белой салфеткой, обшитой кружевом ручной работы. Такой же любовно вышитой тряпочкой накрывала подушки, сложенные горкой, моя бабушка. Великое дело – памятные ассоциации. Пахнуло теплыми воспоминаниями из детства, согрело, и даже дом этот стал казаться роднее, потому что глаз подмечал многие детали из разряда знакомых. Наверное, все дело в том, что баба Маня и моя бабушка были почти ровесницами.
- Не знаю даже – как спать буду? – жаловалась я ей, с надеждой глядя в выцветшие голубые глаза: - Не хочется подсаживаться на таблетки. А может, по-ведьмовски почистите мне память, а? Ага! – рассмеялась, хлопнув себя по лбу:
