— Позволь себе быть немного любопытным, — призывает он их. — Ты не можешь знать, даст ли тебе что-нибудь христианская религия, пока не узнаешь, в чем же ее суть.
Ребекке кажется, что он произносит эти слова, глядя ей прямо в глаза. И она тоже смотрит ему прямо в глаза. И чувствует жар пламени.
Дорога была расчищена до самого бабушкиного домика. На втором этаже горел свет. Ребекка достала из багажника свою сумку и пакет из «Консума». По дороге она купила продукты. Возможно, в этом нет необходимости — но кто знает? Заперла машину.
«Вот такая я теперь стала, — подумала она. — Закрываю на замок».
— Алло! — крикнула Ребекка, войдя в дом.
Ответа не последовало, но, вероятно, Санна и дети закрыли на втором этаже дверь, ведущую на лестницу, и просто не слышат ее.
Опустив на пол свою ношу, она обошла нижний этаж, не включая света. Запах старого дома. Линолеум и сырость. Давно не проветривалось. Мебель стоит вдоль стен, как сборище усталых привидений, прикрытая льняными простынями, подшитыми вручную бабушкой.
Ребекка осторожно поднялась по лестнице, боясь упасть, так как подошвы сделались скользкими от растаявшего снега.
— Алло! Есть тут кто? — снова позвала она и снова не получила ответа.
Открыв дверь в квартиру на втором этаже, Ребекка вошла в темный тесный холл. Когда она наклонилась, чтобы расстегнуть молнию на сапогах, что-то черное подлетело к ее лицу. Она вскрикнула и упала на спину. Раздался радостный лай — и черная масса превратилась в симпатичную собачью голову. Розовый язык тут же воспользовался случаем и обследовал ее лицо. Снова радостный лай, и собака опять облизала ее.
— Чаппи, ко мне!
В дверях появилась девочка лет четырех. Собака сделала небольшой пируэт на животе у Ребекки, танцующей походкой подбежала к девочке, лизнула ее и затем, виляя хвостом, устремился обратно. Однако к этому времени Ребекка успела подняться на ноги.
— А ты, наверное, Лова, — сказала она, зажигая свет в холле и одновременно пытаясь отогнать собаку от пакета с провизией.
Свет упал на девочку — она стояла, завернувшись в одеяло, и тут Ребекка осознала, что в доме холодно.
— А ты кто? — спросила девочка.
— Меня зовут Ребекка. Пошли в кухню.
Переступив порог, она замерла в тихом изумлении. Стулья были перевернуты. Бабушкины тряпичные коврики валялись горой под кухонным столом. Чаппи подбежала к куче простыней, которые, судя по всему, еще совсем недавно прикрывали мебель в комнате, и с рычанием начала игриво трепать их. В кухне стоял резкий запах бытовой химии. Приглядевшись, Ребекка обнаружила, что весь пол перемазан моющим средством.
— Господи ты боже мой, — выдавила она из себя. — Что здесь произошло? И где твоя мать и старшая сестра?
— Я мылась, — призналась Лова. — И Чаппи тоже.
Детская ручка высунулась из-под большого одеяла и потянулась к блестящей пуговице на пальто у Ребекки, но та нетерпеливо отмахнулась.
— Где твои мать и сестра? — снова спросила она.
Лова указала на раскладной диван, стоявший в алькове.
Там сидела девочка лет одиннадцати, облаченная в длинную серую шубку из овчины — по всей видимости, мамину. Она оторвалась от иллюстрированного журнала — глаза прищурены, губы как узкая черточка. Ребекка почувствовала, будто что-то толкнуло ее в грудь.
«Сара, — подумала она. — Такая большая. И так похожа на Санну. Такие же светлые волосы. Но у нее — прямые, как у Виктора».
— Привет, — сказала Ребекка Саре. — Что тут устроила твоя сестра? И где Санна?
Девочка пожала плечами, показывая, что в ее задачи не входит следить за младшей сестрой.
— Мама рассердилась, — проговорила Лова и потянула Ребекку за рукав пальто. — Она в пузыре. Она лежит там.
Девочка указала на дверь спальни.
— А ты кто такая? — подозрительно спросила Сара.
— Меня зовут Ребекка, и это мой дом. Во всяком случае, частично мой.
Она снова обернулась к Лове.
— Что значит — в пузыре?
— Когда она в пузыре, она не отвечает и не смотрит на тебя, — объяснила Лова, не в силах удержаться, чтобы еще раз не потрогать пуговицы Ребекки.
— О господи! — вздохнула Ребекка, стащила пальто и повесила на вешалку в холле.
В доме действительно холодина. Надо срочно затопить печку.
— Я знаю вашу маму, — сказала Ребекка, поднимая и ставя на место стулья. — Мои бабушка и дедушка жили когда-то в этом доме. Подожди, а в волосах у тебя тоже мыло?
Только теперь она обратила внимание на слипшиеся волосы Ловы. Собака уселась на пол, пытаясь вылизать себе спину. Ребекка наклонилась и позвала собаку тем звуком, который всегда использовала, призывая своих собак, ее бабушка:
— Чо!
Сучка тут же подбежала к ней и продемонстрировала свою преданность, пытаясь лизнуть в уголок рта. Теперь Ребекка разглядела, что это помесь шпица с чем-то еще. Густая черная шерсть стояла дыбом, обрамляя аккуратную женственную головку. Глаза у собаки были черные, блестящие и радостные. Ребекка погладила ее по спине и понюхала пальцы — от них пахло хозяйственным мылом.
— Хорошая собачка, — сказала она Саре. — Твоя?
Девочка не ответила.
— На две трети она принадлежит Саре, а на треть — мне, — выдала Лова, как хорошо заученный урок.
— А теперь я хотела бы поговорить с Санной, — заявила Ребекка и поднялась.
Лова взяла ее за руку и повела. Квартира на втором этаже состояла из большой кухни с альковом и комнаты, когда-то служившей детям спальней, в то время как бабушка с дедушкой спали на диване в кухне. Теперь Санна лежала на боку в одной из кроватей, подтянув коленки почти к подбородку, — лицом к стене, в одной футболке и цветастых трусиках. Ее светлые длинные волосы разметались по подушке.
— Санна, ты меня слышишь? — осторожно спросила Ребекка.
Женщина на кровати не отреагировала, но Ребекка заметила, что та дышит.
Лова взяла одеяло, лежащее в ногах, и накрыла им свою маму.
— Она в пузыре, — прошептала девочка.
— Я поняла, — мрачно буркнула в ответ Ребекка.
Она ткнула Санну пальцем в спину.
— Пошли, — сказала она и вывела Лову в кухню.
Убедившись, что с большой хозяйкой, неподвижно лежавшей в кровати, не случилось особой беды, Чаппи последовала за ними.
— Вы что-нибудь поели? — спросила Ребекка.
— Нет, — ответила Лова.
— Мы с тобой знали друг друга, когда ты была маленькая, — сказала Ребекка Саре.
— Я не маленькая, — крикнула Лова. — Мне уже четыре года.
