Закончив с открытками, я принялась распаковывать коробку леденцов и выкладывать их в небольшую круглую корзинку. Посетители обычно любят угощаться лакомством, когда ожидают расчет за приобретенные книжки. В целом мне моя работа нравилась, даже очень. Несмотря на скверный характер, Алла Александровна сумела в своем магазине воссоздать атмосферу уюта и некоторой домашней теплоты.
Рассматривая разноцветные леденцы в своих руках, я невольно улыбнулась. Эти конфеты не имели никакого отношения к Габриелю, но я находила его во всех вещах, что окружали меня. Это выглядело странно и в то же время завораживающе.
— Полиночка, — ко мне вдруг подошла Алла Александровна и я даже вздрогнула от такого ласкового обращения. Обычно начальница ко мне обращается исключительно по фамилии: «Давыдова, тащи свою задницу сюда!», «Давыдова, откуда у тебя руки растут?!», иногда могла обратиться по имени, как сегодня утром, но не более того.
— Да? — я высыпала остатки леденцов в корзинку и убрала пустой пакет.
— А кто тот молодой человек, который тебя сегодня привез?
Алла Александровна явно лукавила, называя Габриеля «молодым человеком», он, конечно, не старик, но уж точно не молодой парень.
— Друг, — выпалила я первую банальность, которую мне только подал мозг.
— Какой у тебя замечательный друг, — женщина звонко засмеялась и поправила свои рыже волосы, всегда заплетённые в косу.
— Самый лучший на свете, — сердце забилось сильней, кружа голову. Я податлива, слишком податлива.
— Дорогая, если у тебя возникнут проблемы или нужно будет взять дополнительный выходной, ты не стесняйся и смело обращайся ко мне, — начальница как бы невзначай коснулась моего предплечья, отчего по коже прошелся неприятный жар, будто воск вылили. Я ощущала ту неискренность, что повисла в воздухе и задалась вопросом, с чего бы это вдруг Алла Александровна воспылала ко мне приливом добродушия? Ответ долго не заставил себя ждать, ей что-то сказал Габриель, я в этом даже не сомневалась.
— Спасибо, — я улыбнулась и вернулась к работе.
День проходит так же, как и все предыдущие, лишь с той разницей, что в моих мыслях крепко обосновался человек, которого я едва знала, но который сделал для меня больше, чем собственный отец. Я с трудом верила в реальность происходящего. Может, я сплю? Может, из-за сильного желания быть кому-то нужной моя нервная система не выдержала? Всё вокруг внезапно стало таким ярким и привлекательным, будто я сняла черные очки и теперь отчетливо начала различать каждый отдельный цвет.
В первой половине дня покупателей практически не было, обычно они начинают «атаковать» магазин уже ближе к вечеру, когда возвращаются с работы. Так даже лучше, ведь сейчас я физически не могла сконцентрироваться на своих прямых обязанностях. Алла Александровна уехала по своим делам и все в магазине с облегчением вздохнули.
Я сидела за прилавком и читала «Собор Парижской Богоматери» Гюго. С книжками я всегда обращалась очень аккуратно и читала лишь те, что в магазине не были завернуты в пленку. Конечно, делать этого нельзя, но книги помогали скоротать время, когда отсутствуют клиенты. Но даже вникнуть в суть слов у меня сегодня никак не получалось. Мысли о Габриеле сменились мыслями, об отце. В груди что-то больно кольнуло, а на глазах внезапно навернулись слезы. Я всё еще никак не могла принять ту реальность, в которой родной папа так жестоко поступил со своей дочерью.
Осторожно закрыв книгу, я отложила ее в сторону и, достав из сумки салфетки, быстро вытерла глаза. Мне бы пора свыкнуться с тем, какой у меня отец. Он никогда не приходил на школьные вечера и родительские собрания, никогда не интересовался моей учебой, только проверял табеля в конце каждого семестра. Когда я болела, он неохотно ухаживал за мной и никогда не брал меня с собой на какие-нибудь вечера, куда можно было прийти с семьей. Я всё это принимала, было обидно до слез, но я мирилась. В голове всегда приходилось держать мысль о том, что отец хотя бы не бросил меня и уже за это нужно быть ему благодарной.
Но эти карты… Эту игру я не могла простить, не могла отпустить как отпускала всё то, что ранило меня точно в сердце. А слова Габриеля насчет того, что папа уже неоднократно предлагал меня в качестве выигрыша всё еще больно резали слух, проникая в самую душу. Не знаю, как я смогу сегодня вернуться домой, не знаю, как теперь смотреть в эти родные и в то же время абсолютно чужие глаза.
Остаток рабочего дня прошел незаметно из-за того, что к вечеру начался обильный прилив клиентов. Я наконец-то немного отвлеклась и оставила все те мысли, что так будоражили сознание далеко на его задворках. К девяти часам магазин уже был закрыт, я на троллейбусе подъехала до своей улицы. Хотела зайти в магазин, но вспомнила, что все мои деньги украл отец. Еще один неприятный случай в копилку моей памяти.
Дядя Коля как обычно выгуливал Графа, я кратко поздоровалась и, не искушая судьбы, быстро скрылась в подъезде, хотя кажется, сегодня пес был более дружелюбен, чем обычно. Дома было тихо, лишь телевизор играл в комнате отца.
Я переобулась в тапки и прошла на кухню, где уже весь стол был уставлен пустыми бутылками из-под алкоголя. Что же я даже не удивлена тому, куда ушли все мои деньги. В холодильнике пусто.
— Полина! — раздался пьяный голос отца.
Отправив последнюю бутылку в мусорное ведро, я прошла в комнату. Папа сидел на диване и смотрел какой-то фильм, увидев меня, тут же убавил звук и измерял мою фигуру стеклянным взглядом.
— Что? — я не хотела разговаривать с папой ни сейчас, ни потом, тем более, когда он в таком состоянии.
— Что значит «что»? Габриель остался доволен? Говорил что-нибудь про мой долг? Надеюсь, я теперь прощен?
Это было слишком, даже для него. Я терпела всё это время, я терпела и пыталась стать той примерной дочерью, которой можно гордиться, которую наконец-то можно заметить и похвалить. Безупречное поведение, пусть не самые безукоризненные баллы, но всё же высокие настолько, насколько это было возможно. Я учувствовала в разных олимпиадах и чего они мне стоили, когда я приходила на них. Вокруг столько незнакомых людей, меня всю трясло от страха, да так, что даже кровь из носа временами шла. Я занимала призовые места, приносила домой грамоты в надежде, что папа похвалит меня, но сталкивалась лишь с полным безразличием. Это всё пустяки, которые если невозможно забыть, то можно хотя бы смириться. Но это… Эти вопросы. Чаша моего терпения переполнилась окончательно.
— Т-ты сейчас это серьезно? — я ненавидела себя за то, что даже в такой ситуации не могла не заикаться.
— Нет, бл*ть, шучу, — папа ударил себя по колену. — Отвечай на мои вопросы!
— У нас н-н-ничего не было! Понятно?! Он отпустил меня и просил передать, чтобы… чтобы ты ему перезвонил, — мое сердце колотилось как ненормальное. Я никогда не позволяла себе в таком тоне разговаривать с отцом, но иначе в этой ситуации просто не получается.
— Что ты сказала? — папа, пошатываясь, поднялся с дивана и медленно подошел ко мне. От него разило сигаретами, перегаром и спиртным. Желудок неприятно сжало, а к горлу подкатила тошнота.
