Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 60
⁂
Ася проснулась от того, что её тормошила уборщица, которая сперва решила, что ей плохо, но потом, обнаружив, что рыжая студентка просто спит на полу, пришла прямо-таки в боевую ярость и по чистой случайности не обрушила на Асю, помимо своего гнева, ещё и всю секцию Г.
…Уже спасаясь бегством, Ася поняла, что против обыкновения хорошо выспалась, что Гегеля она вчера, видимо, всё же дочитала, поскольку подозрительно хорошо помнит, а ещё (тут она мучительно покраснела) что антропоморфная персонификация «мирового духа» в её голове своими кудряшками и гордым профилем подозрительно напоминает её однокурсника Яна Малинина, отличника и общепризнанного героя-любовника.
Вот только этого ещё не хватало!.. Всё ещё красная как помидор, Ася влетела в только что открывшийся буфет на первом этаже библиотеки. Буфетчица Рита, известная тем, что знала всё на свете про всех, с огромным удивлением изучала Асю, которая только что появилась из закрытого читального зала и вообще по цвету напоминала помесь подсолнуха с морковным салатом.
Игнорируя внутренний голос, со строгими врачебными интонациями сообщавший Асе, что кофе нельзя, девушка заказала себе его и решила ненавязчиво поинтересоваться у вопросительно смотревшей на неё Риты прогнозом погоды, чтобы сгладить возникшую неловкость. Но что-то пошло не так.
– А Малинин со второго курса сегодня не заходил? – изрекла Ася как ни в чём не бывало.
Рита узнала кое-что новое об оттенках красного цвета, сделала в голове пометку и сочувственно-ядовито сообщила, что времени вообще-то девять утра и что Малинин мог бы зайти в читальный зал после закрытия, исключительно если бы он умел летать.
– Или перемещаться во времени. – Ася, кажется, не очень оценила шутку, забрала кофе и летящей, пусть и слегка утиной, походкой направилась к выходу. Пар, поднимавшийся от одноразового стаканчика в её руках, напоминал только что распустившийся мак.
– Привидится же с утра, – удивилась Рита и, хорошенько поморгав, равнодушно уставилась в телевизор, в котором диктор и какая-то астрологически настроенная барышня с упоением занимались толкованием снов.
Через пятнадцать минут в дверях кафетерия появился не очень выспавшийся, но чем-то явно окрылённый Ян Малинин в модной, на этот раз полосатой рубашке, который тоже заказал кофе, сделал комплимент Ритиной новой кофточке и ненавязчиво поинтересовался, что же Рите известно про Асю Энгаус.
– Ничего. – Тон Риты говорил о том, что впервые в жизни её репутация сплетницы дала трещину. – Вот прикинь, Малинин, ничего не знаю. Говорят, живёт одна, без родаков даже. Она всегда незаметно так появляется и сваливает. Про личную жизнь – ноль инфы, но ты ей точно нравишься.
– Я всем нравлюсь!
– Это факт, но вот она прямо сегодня тут была и спрашивала, не заходил ли ты! А мне тут сегодня такой сон приснился, обалдеешь. Как будто я рыба в аквариуме, а вода вокруг розовая. Как ты думаешь, это к чему? К любви?
– К деньгам, – задумчиво сообщил Ян, залпом опустошая стаканчик. – А к любви, Маргарита, снится Гегель.
…Рита готова была поклясться, что, прежде чем Малинин выпил кофе (ну и как они эту жуть растворимую пьют, бедолаги-студенты? Мерзость же), дымок над чашкой принял форму какого-то экзотического цветка, названия которого Рита не знала (но моментально захотела, чтоб ей такой подарили).
«Надо завтра лечь спать пораньше», – подумала буфетчица, зевая. Диктор в телевизоре сообщил, что земляника снится к разделённой любви, а паук в паутине – к потрясающей новости.
Но Ян этого уже не слышал – он спал прямо за столиком, улыбаясь во сне. Маргарита вздохнула, с сочувствием посмотрела на красавца-филолога и выключила звук у телевизора. Бедолаги они всё-таки, студенты эти. Но розовая вода в аквариуме и рыба, а? Вот бы и правда к деньгам.
За окном что-то загрохотало, и на город наконец хлынул дождь. То тут, то там навстречу ему расцветали яркие пятна зонтиков; дети радостно шлёпали по лужам, взрослые тщетно пытались не забрызгаться, но это было невозможно. Там, где вчера рисовали мелом на асфальте, по тротуару текли цветные реки, вбирая в себя фантастические города, кривоватых людей, цветы, сердечки и признания в любви.
…Ася Энгаус спряталась в реликтовой телефонной будке около центрального универмага, почти невидимая из-за огромной газеты, пробежала глазами вчерашнюю хронику происшествий и щёлкнула пальцами.
Газета осталась лежать на земле, и уже через десять минут какой-то крайне серьёзный менеджер наделал из неё корабликов и отпустил в плавание по цветной реке, бежавшей вниз, чтобы слиться с другой рекой, побольше, и, если повезёт, доплыть до Каспийского моря.
Менеджер (которого с детства звали дядя Фёдор и который вообще-то не очень изменился с детства) смотрел на уплывающие по радуге кораблики и улыбался. Как их складывать из бумаги, его научил сегодня во сне кудрявый парнишка.
⁂
Стрелка на часах неумолимо ползла к шести; читальный зал вот-вот закроется, к шести тридцати надо на капельницу, а это ещё доехать до улицы Барбюса (интересно, кто такой был этот Барбюс? Звучит как собачье имя!), ведь опять будет пробка. Ася, Ася, ну что ты делаешь? Можно подумать, философия не подождёт.
Ася крадучись, как книжный вор, пробралась… нет, не к полке, на которой стояла хрестоматия по философии, и даже не к Гегелю. И не к Витгенштейну. А к дальнему столу у западного окна, за которым обычно сидел любящий Густава Майринка Ян Малинин.
Он, в общем, и сейчас там сидел – правда, услышав недовольный голос двери, по привычке стал невидимым. Вместе со всеми своими кудряшками, полосатой рубашкой, богатым внутренним миром и учебником по философии, который держал в руках.
Ася подошла к столу и остановилась в нерешительности. Её бледное, в веснушках, лицо и желтовато-карие осенние глаза могли бы служить иллюстрацией к статье «Разочарование» в какой-нибудь книге Экмана, которого Ян подозревал в склонности к чрезмерным обобщениям, но читал всё равно с удовольствием.
– Ну и на что ты надеялась, – процедила сквозь зубы Ася, развернулась и пошла к выходу, уже особенно не таясь.
Корешки книг смотрели на неё с деланым сочувствием; правда, доверчивый простак Симплициссимус Гриммельсгаузена почти кричал: «Эй, развернись!», но Ася его не слышала. Ян смутно подозревал, что, кроме него, голоса книг в читальном зале вообще никто не слышит, но спрашивать ни у кого не решался. Всё-таки грань между милым безумием и психиатрическим диагнозом тонка в глазах человеческих. Даже если это обращённые на Яна восторженные глаза какой-нибудь очередной очарованной однокурсницы…
– Д – дурак, – сообщил Яну вдруг со свойственным ему тактом толковый словарь Ефремовой.
– А? – невидимый Ян аж развернулся на стуле. Стул заскрипел. Ася Энгаус замерла в проходе между стеллажами, как кошка, которую застали врасплох, огляделась (как показалось Яну, с надеждой) и понуро побрела к выходу, согнувшись, как вопросительный знак. То есть, по мнению Михаила Светлова, как состарившийся восклицательный.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 60
