Мрак.
В темно-синей жидкости нахально вспыхнули золотые искры. Магия из лекарства выходила.
Я уже собралась бежать за мамой, но тут Грайан пошевелился и еле слышно застонал.
Не то чтобы в этом было нечто необычное. Да, чаще всего я видела брата спящим. Точнее, я его вообще почти не видела, мама всегда ухаживала за ним сама. Но в те редкие моменты, когда я заглядывала в его комнату, Грайан обычно спал. Иногда сидел, привалившись к подушкам, и затуманенным не то болью, не то лекарствами взглядом смотрел в пространство. Однажды мама кормила его с ложки.
Понятия не имею, почему я сейчас остолбенела.
Грайан прерывисто вздохнул.
Я подошла ближе, не зная, чем помочь. Или все же нужно сейчас же бежать за мамой?
Брат разлепил сухие губы.
— Этта…
— Что?
Я склонилась к нему.
— Помоги мне.
Наверное, мои глаза сейчас напоминали блюдца. Мне же не послышалось? Нет? Точно не послышалось. Я вцепилась в плечи брата.
— Что? Тебе плохо? Больно?
Правда состояла в том, что я понятия не имела, что у него может болеть. Я вообще ничего о нем не знала! И о его состоянии тоже. За все мои девятнадцать лет мы и слова друг другу не сказали. До этого момента. Невероятным казалось уже то, что вечно спящий Грайан вообще знал, что у него есть сестра.
Я.
— Грайан!
Он уже отключился.
Проклятые россыпи!
Я разжала пальцы, отпуская его плечи, и беспомощно отступила на шаг.
Не похоже, что ему больно. Красивое лицо выглядело бледным и изможденным. Под глазами хорошо просматривались синюшные круги. Или это ресницы отбрасывают тени? Ничего не понимаю.
— Этта? — Мамин голос заставил меня подпрыгнуть от неожиданности. — Зачем ты сюда вошла?!
— Я… — в горле вдруг пересохло. Говорить ей или не говорить? — Он звал. Или мне показалось.
Она уже не слушала. Ее взгляд был направлен прямо на осколки и пятно.
— Это ты сделала?!
— Нет!
Ну конечно! Что еще она могла подумать?
— Нарочно, да? — Меня больно схватили за локоть и хорошенько встряхнули.
— Нет же! — От обиды слезы на глаза навернулись. — Там на окне защелка сломалась. Наверное, пузырек упал из-за ветра.
Звучит безумно, но иного объяснения в голову не приходит.
Только бы не расплакаться!
Я старалась смотреть в сторону.
— Глупее оправдания не придумала? — Она встряхнула меня еще раз. — Зачем ты это сделала? Случайно? Или задумала навредить больному брату?
Капелька скатилась по щеке и упала на пол.
Не знаю, что бы я ответила.
Что на такие обвинения вообще можно ответить?
И что у нас здесь вообще происходит? В смысле, что с Грайаном?
Повисшую на несколько мгновений тишину взорвал звон бьющегося стекла. Мы с мамой одновременно повернулись к окну. Плющ… Хоть окно и было приоткрыто, он зачем-то разбил стекло. Зеленый побег со свистом устремился к нам и плетью обвил мамино запястье. Она зашипела и сразу же отпустила мой локоть.
Сама жизнь, кажется, на мгновение застыла.
Тихий вскрик меня отрезвил.
— Отпусти ее! — Я вцепилась в плющ. — Все. Она больше не будет меня трогать.
— Вырву с корнем, пакость такая! — Злость уже была направлена не на меня.
Спускать угрозы плющ не собирался и сжал сильнее.
Мама неприлично выругалась. Я и не подозревала, что она знает такие слова.
— Прекрати, ты его только больше пугаешь! — взмолилась я. И уже плющу: — Ты тоже! Брысь на улицу! Все нормально, мы всегда так общаемся.
Некоторое время ничего не происходило. Наконец, медленно, будто нехотя, плющ уполз.
Мы с мамой так и стояли посреди комнаты, глядя друг на друга.
Грайан пошевелился. Его ресницы задрожали.
— Уходи отсюда. — Мама подтолкнула меня к двери.
— Я этого не делала!
— Хорошо. А теперь иди к себе. Или к бабушке.
Меня буквально вытолкали в коридор.
Дверь уже почти закрылась, но слух успел уловить тихое и сонное:
— Мам?..
Окончательно закрылась.
Я постояла там еще немного, но звуки остались далеко, и разобрать, что происходит внутри, не получалось. Не в замочную скважину же подглядывать!
ГЛАВА 3
Ночь выдалась бессонной. Не из-за волнения, предшествующего первому дню новой жизни, даже не из-за догадок и предположений относительно брата, будоражащих голову, а по куда более прозаичной причине. Перед сном мы с бабушкой сообразили, что мне совершенно нечего надеть завтра. Точнее, нет ничего приличного. А в том, что есть, я буду походить на посудомойку из столовой при Академии, а не личную помощницу и невесту Армана Сапфира.
В итоге бабушка пожертвовала еще одним своим платьем, и всю ночь мы его подшивали и подгоняли. Получилось не идеально, но вполне приемлемо, на мой взгляд.
— Эта Рисана Корасу всю жизнь поломала, сына больного родила, еще и тебя во всем ущемляет. — Не сосчитать, сколько раз я слышала эти замечания.
Я расправила готовое платье.
Немного старомодное, но красивое. И бабушка уверяла, что темно-синий пойдет к моим огненно-рыжим волосам.
— Она не ущемляет, просто у нас не так много денег, — заступилась осторожно.
— Если бы Корас из-за нее не расплевался с семьей, было бы много, — отрезала Фийя. — А так его наследство к кузену уплыло.
— Правда?
— Они не рассказывали тебе эту историю?
Забавно, когда о твоей семье кто-то знает больше, чем ты сама.
Я покачала головой.
— У нас не очень в ходу откровенные разговоры. — Выходит, мое якобы высокое происхождение не совсем сказка. Уж Фийе-то можно верить. — Так что там у них было?
Коварная улыбка еще до всяких слов сказала, что тайнам пока суждено остаться тайнами.
— Не мне об этом говорить.
— Я же чесаться от любопытства начну! — возмутилась такой несправедливости.
— Приготовь пока завтрак, — переключили мой интерес на другие дела. — И начинай собираться. Поверь, дорогая, тебя ждет столько впечатлений, что ты и думать забудешь о мрачных секретах своей непутевой семьи.
Верю. И предвкушаю.
Бабушка Фийя меня никогда не обманывала.
По дороге на кухню я вспомнила об оставленной на подоконнике чашке. Она там же и дожидалась меня, вот только… чай исчез. На белых боках с внутренней стороны остались темные разводы, как бывает, когда чай долго остается в чашке и остывает, но самой жидкости не было ни капли. Почему-то это показалось странным. Не испарилась же она! И родители, которые, на мой взгляд, всегда вели себя неестественно заносчиво даже в бытовых мелочах, точно не стали бы пить остывший чай из непонятно сколько простоявшей на подоконнике чашки.