– Со мной не случится то же, что с Эстер, – еле слышно сказала я. – Клянусь.
Но как мне теперь исполнить эту клятву? Я понятия не имела.
С того дня я начала заниматься с остальными в общем зале. Двое всегда находились в рейде, остальные тренировались в парах. Кир и Даен часто брали сразу несколько человек и играли в догонялки – что окажется быстрее, человек или волевая стрела. Мне нравилось играть с ними – в такие минуты я ощущала себя частью команды. Частью отряда волевых.
Хуже было, когда кто-то из этих двоих уходил, или Алек приказывал им приостановить стрельбу и заняться ближним боем. Тогда кого-нибудь ставили мне в пару, и я неизменно оказывалась на полу, потому что мой волевик не собирался идти в атаку.
– Несс, не сдавайся, – шептал в такие минуты Кейн. – Ты можешь. Ты знаешь, что можешь. Осталось сделать так, чтобы и твой волевик смог.
Тэй в этом случае молча отходила в сторону. Иногда я видела в её глазах сочувствие – Кейн как-то шепнул, что у неё тоже плохо выходило на старте. Правда, потом оговаривался, что ей хватило недели, чтобы войти в строй, и причина была в том, что она всё это время ощущала себя частью единого целого, частью пары близнецов, а тут их стремились разделить.
И если Тэй молчала, то её сёстра не отличалась умением держать язык за зубами.
– Ты выглядишь жалко, – как-то шепнула мне на ухо Тесса. – Не понимаю, что Кейн в тебе нашёл? Слабачка. Ты не выживешь, если поедешь в рейд без Алека.
Я помню, как застыла в ту минуту, не смогла не то, что пошевелиться, даже вздохнуть. Кажется, в тот миг моё детство закончилось окончательно.
Когда-то мы были одной большой компанией, вместе смеялись и плакали, поддерживали друг друга в трудную минуту. У каждого из нас были эти идиотские детские клички, над которыми сейчас хочется только смеяться, но которые сближали нас в то время. Я помню, как узнала о гибели Эстер, и Тэй обнимала меня и шептала что-то о том, что жизнь продолжается. Я помню, как семья Кая потеряла старшего сына, который тоже был волевым; в тот вечер мы все собрались у него, и, пока шла церемония прощания, куда не пускали детей, мы были с ним. У всех нас было общее горе и общая радость, один мир на всех, и теперь… теперь мы были кучкой одиноких людей, по недоразумению снова собравшихся вместе, связанных общими воспоминаниями. И разделённых личными тайнами…
Из весёлого балагура Даен превратился в молчуна, проводящего всё свободное время за маленькой книжкой и ручкой. Я не знала, что он пишет там целыми днями, но точно не дневник; Тэй как-то шепнула мне, что была у него дома и видела его дневники. Она считала, что он влюблён и пишет стихи для своей возлюбленной, но для кого именно – не сказала.
Кир и раньше не был болтуном, а теперь и вовсе, кажется, потерял голос. Он заговаривал только тогда, когда мы все вместе собирались в комнате отдыха, но зато в эти минуты он становился душой компании. Первым предлагал сыграть в игру или посмотреть фильм, всегда делал первый ход. В такие минуты казалось, что наши казармы осветило солнышко; Кир, если честно, был на него похож – светловолосый, голубоглазый, да и одевался обычно в белое и жёлтое, если не нужно было надевать униформу волевого. Жаль, что и над Ткагарадой, и в казармах чаще царила пасмурная погода.
Кай и Тэй были вместе. Они не скрывались, как мы с Кейном, но и не особо показывали свои чувства. Я могла это видеть только краем глаза, когда случайно заставала их в коридоре стоявшими слишком близко друг к другу. Иногда удавалось уловить обрывки разговоров, и я понимала, что они хотят сбежать. Правда, не знали, куда, может быть, в город, но одно знали точно – подальше от Тессы. Этого хотела Тэй.
Тесса изменилась сильнее всего, и не только потому, что сказала мне то, что сказала. Она стала… более наглой, уверенной в себе. Знала тайны, которые ей не стоило бы знать. Я не говорила с Кейном о том, что услышала от Тессы, и не спрашивала, откуда она так случайно узнала о нас, сначала хотела только понаблюдать и понять… и моментально увидела то, чего не хотела видеть. Когда Кейн был с ней в одном помещении, она всегда садилась рядом, находила любой повод, чтобы поговорить с ним, коснуться его. Может быть, я совершенно не разбираюсь в любви, но тут и разбираться не в чем. Кейн всегда был самой яркой звездой на небосводе Ткагарады, об этом знал даже Алек.
Я не была готова ко всему этому. Поэтому каждый мой вечер заканчивался приступом страха или слезами. И мне приходится скрывать всё это, чтобы никто не узнал, что я слабая, иначе мне придётся идти в совет.
Я больше не могу так.
Я каждый день слышу, как Алек негромко говорит кому-то, что я безнадёжна. Однажды он сказал так моей матери, и мы весь вечер говорили о том, как мне справиться с этим. Не помогло.
Это похоже на ловушку, из которой нет выхода.
Теперь я понимаю Тэй и Кая. Надеюсь, я наберусь смелости предложить то же самое Кейну.
Надеюсь, выход всё-таки найдётся…
Запись восьмая. Май, 132 год от начала Нового времени.
Мало мне было проблем с волевиком, тут новые прибавились.
Нет, серьёзно, почему Кейн на неё так смотрит? И почему меня это так злит? Я говорила с мамой, и она объясняла что-то насчёт того, что у Тессы очень женственная фигура, и это нормально, что мне не нравится, что Кейн так себя ведёт. Ну да, что Тесса, что Тэй – настоящие красавицы. У обеих длинные каштановые волосы, тёмные глаза, обе высокие и стройные – кажется, что их фигуры созданы для того, чтобы создавать с них скульптуры вроде тех, что я видела на картинках в книжках. Я весь вечер прокрутилась около зеркала, пытаясь понять, как выгляжу рядом с ними… ладно, рядом с Тессой. И пришла к выводу, что я – просто некрасивая.
Но почему тогда Кейн всё равно со мной? Почему всегда, когда мы остаёмся наедине, он обнимает меня, говорит о том, что любит и никому не отдаст? Ничего не понимаю.
Эта ваша любовь – совершенно идиотская штука.
Запись девятая. Конец мая, 132 год от начала Нового времени.
У меня есть всего минут десять, поэтому буду краткой. Я не знаю, насколько хорош этот метод для других людей, но мы с волевиком, кажется, научились договариваться. И случилось это тогда, когда Кейн взялся меня тренировать… с полного одобрения Алека, конечно.
На самом деле не помог разговор с мамой. Тот самый, о котором я писала пару недель назад, просто до меня не сразу дошло настоящее значение её слов.
– Родная, то, что ты следуешь общим правилами вопреки зову сердца, не уничтожает в тебе тебя, – сказала тогда мама. – Наоборот, это позволяет тебе прочувствовать этот мир на своей коже. Посмотри их глазами, научись, пойми. А потом переверни так, как захочется тебе.
Сколько бы я ни пыталась нападать на Кейна или отражать его атаки, волевик просто не был готов подняться против него, да и я тоже. И в какой-то миг, когда я в очередной раз оказалась на полу, а надо мной склонился Кейн, протягивая мне руку, я вдруг вспомнила эти слова. И попросила короткую паузу.
