Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 55
Сюзанна на протяжении многих лет изучала, как другие родители справлялись с эмоциями, которые она испытала: читала воспоминания, слушала записи, копалась в архивах в поисках интервью. Родителей исламистов, например, или террористов, детей, устроивших пальбу в школе. Сюзанна находила что-то общее, но в то же время остро ощущала, что ее опыт стоит обособленно, по меньшей мере, в том, как все закончилось. Это больше всего сбивало Сюзанну с толку. Могло ли быть иначе?
– Ты не ответила.
– Я пытаюсь, – ответила Сюзанна, – и вообще-то, я уже ответила. Я все сказала.
– Что сказала?
– Что я любила его. Всегда. Несмотря ни на что!
Ей надо успокоиться. Надо мыслить ясно, суметь сконцентрироваться на Адаме. Она больше всего надеется, что ей удастся вычислить, чего он хочет и как она может ему это предоставить. Он знает – или подозревает – что произошло на самом деле. Очевидно, он сочувствует Джейку, а значит, и вправду может оказаться «фанатом». В этом случае, возможно, Адам никак напрямую с Сюзанной или ее дочерью не связан, и тогда лучшая стратегия – взывать к чувству собственного достоинства Адама. Освободить его от иллюзий, от заблуждений, какие могли в нем укорениться.
Только вот ты его знаешь. Голос на этот раз беззвучно нашептывает ей прямо в ухо.
Адам замечает, как она подскакивает.
– Все в порядке, Сюзанна?
Она сжимает стол, чтобы удержать равновесие.
– Может, сядешь обратно?
– Нет, я…
– Садись.
Это не предложение. Сюзанна позволяет ногам донести себя до стула, где обычно ей так удобно. Обычно там безопасно, каким бы напряженным ни бывал иногда процесс консультации. Это хорошее напряжение, а жестокость направлена на демонов в чужих головах.
Она садится, но не может не заметить, что начинает чувствовать клаустрофобию в собственном кабинете. Коврик под ногами, уютно обитые кресла, растения и книги, воздействующие обычно успокаивающе, даже солнечные лучи, пробивающиеся сквозь задернутые шторы, – ничто не могло отвлечь ее от осознания близости Адама. Их колени сейчас на расстоянии двух чертежных линеек. Собственно, на расстоянии в два ножа. Сюзанна не может отвести глаз. И при виде краев лезвия она думает только об Эмили.
– Что ты говорила? – возвращается к беседе Адам.
Сюзанна выдыхает и чувствует, как силы покидают ее вместе с воздухом. Она закрывает лицо руками.
– Послушай, ты знаешь, что случилось. Это ясно. Или думаешь, что знаешь, иначе зачем ты здесь. И если знаешь, то также понимаешь, что это не такой простой вопрос. В любви никогда не бывает все просто.
Адам отвечает не задумываясь:
– Должно быть. Для матери ребенка, для его отца все должно быть просто.
Сюзанна поднимает взгляд. Еще одна подсказка? Снова намек на причину, зачем Адам здесь? Сюзанна рискует.
– Ты говоришь так, но что это значит? «Должно быть просто», – повторяет она, – Ты считаешь, что я не могу расстроиться? Не могу запутаться?
– Запутаться, – усмехается Адам, – Да, Сюзанна. Я именно так и считаю. Ни один родитель не имеет права запутаться, когда речь о любви к своему ребенку.
– Почему?
– Потому что родители нужны не для этого! Они должны защищать детей. Любить их. Без условий.
Сюзанне приходит на ум песенка, которую она пела Джейку в детстве. Мелодия какой-то детской песенки, слова – бессвязная чепуха, но Джейк всегда смеялся. Она пела ему и в более взрослом возрасте, в десять лет, в одиннадцать, и хотя он корчился от смущения, ни разу не просил ее прекратить.
– И твои родители были именно такими? – спрашивает Сюзанна Адама.
– Если бы, – отвечает Адам. Он с отвращением откидывается на спинку и принимается ковырять ножом обивку. – Я уже сказал, мои родители – пустое место. Они были еще худшими родителями, чем ты.
Упрек причиняет боль, хотя Сюзанна этого почти ожидала.
– Ты сказал, отец был пустым местом, – напоминает она. – О матери ничего не говорил.
– А тут нечего рассказывать. Мать умерла, когда мне было пять. За неделю до шестого дня рождения.
Несмотря ни на что, Сюзанна чувствует укол жалости. Говорят, нет боли сильнее, чем боль родителей, потерявших ребенка, и Сюзанна долго верила, что это правда. Но объективно, повидав на примере клиентов вред, который это может принести, она знает, что для ребенка, потерявшего родителя, это пытка совсем другого уровня.
– Соболезную, Адам. Тебе, наверное, очень тяжело пришлось.
Адам ковыряет кресло кончиком ножа, прорезая истончающиеся нитки. Он останавливается и поднимает взгляд.
– Я ее почти не знал. И это того стоило, видеть боль на лице отца.
Сюзанна хорошо умеет контролировать эмоции, но сейчас не сдержала гримасы ужаса.
– Чем он заслужил такую ненависть?
Сюзанна осознает, что этот вопрос – очередной промах. В ходе обычной консультации она бы ни за что не спросила такого напрямую.
И все-таки на какое-то мгновение ей кажется, что Адам может ответить. Он явно думает сейчас только об отце, а нож взрезает и распарывает ткань обивки.
– Да… всем. Он…
Адам поднимает глаза. На его лице – удивительно – почти восторг.
– Ах ты! А ты хороша! – восклицает он, смеется, качает головой, кладет нож на ручку кресла. – Ты меня почти поймала. Честно, чуть не заставила меня все рассказать. Не то чтобы мне было что скрывать, – добавляет он, раскидывая руки. – В иной ситуации я бы рад был рассказать все, что тебе хочется, о моем прошлом. Но я понимаю, что времени у нас немного, а я собирался поговорить о тебе. О твоих ошибках в роли родителя.
Еще один укол. Снова вскрывает старые раны.
– Поверь мне, – продолжает Адам. – Я точно знаю, что мои родители меня загнобили. Я… – Он обрывает себя на полуслове. – Я же могу так говорить? Использовать это слово? Это из-за стихотворения. И я знаю, ваша братия психологов такое любит. «Сгнобят тебя отец и мать, бла-бла-бла-бла, бла-бла-бла-бла»[1]. – Он следит за реакцией Сюзанны, наверное, смотрит, впечатлилась ли она. – Я же говорю, я изучил вопрос.
Ларкин. Это стихотворение Филипа Ларкина. Если на то пошло, Сюзанне оно не нравится. Не оттого, что она против грубых выражений (это не так), но слова Ларкина задевают за живое.
– Говори, как хочешь, – соглашается Сюзанна, – используй любые выражения. – На консультации, на настоящей консультации, она бы то же самое сказала, позволила бы клиенту выражаться любыми словами, если это поможет разобраться со своими чувствами. Но сейчас она так говорит только потому, что не имеет права возражать.
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 55
